Георгий Жженов - Рассказы

Лагерь не место соблюдения законности и порядка. Установлением истины заниматься там некому. Страдали и правые, и виноватые. Кто меньше, кто больше, кому как повезет и как взглянется уполномоченному. Одни отделывались карцером, на других заводили уголовные дела. Нередко - по статье за контрреволюционный саботаж. (Статья, применяемая за проступки, повлекшие за собой потерю трудоспособности, пусть даже временную.) Подсудным всегда оказывался пострадавший.

Суровое наказание следовало за обнаруженное в зоне лагеря печатное слово - книгу или (не дай бог!) газету. В этих случаях "виновный", особенно если он сидел по политической статье, исчезал с концами.

С весны 1943 года на "пятачке" каждого колымского лагеря, где проходили утренние разводы и вечерние поверки, в обязательном порядке начальству вменялось в обязанность вывешивать на специальных стендах для прочтения заключенными все центральные газеты страны!

Менялось время! Менялась цена человеческой жизни. Эхо победной битвы за Москву и под Сталинградом докатилось наконец и до Колымы.

* * *

Начальство явилось навеселе. Оба оживленные и разговорчивые. Вокруг них вовсю "шесте-рил" Липкарт. Услужливо помогал раздеваться, расстилал под ноги простыни, суетился... Увидев меня у бойлера, начальник изобразил на лице радость:

- С возвращением, артист!.. Как жизнь молодая? - Слово "артист" ему явно нравилось. В его представлении я был чем-то вроде клоуна.- Подвел ты меня, артист, ох как подвел!.. Я, можно сказать, поставил на тебя... побился об заклад с лейтенантом, а ты взял и обманул меня... Нехорошо!.. Я говорю ему,- он показал рукой на уполномоченного.- Пойми, говорю, у него нет другого выхода, он должен дойти!.. Иначе подохнет здесь - он это понимает!.. Это я про тебя... а он мне свое: "Один не дойдет - замерзнет!" Плохо, говорю, ты знаешь артистов!.. Они народ особенный, двужильный!.. Так что случилось?.. Почему вернулся?

Я молчал. Уполномоченный с иронической улыбкой внимательно смотрел на меня. "Оставили бы вы меня в покое,- думал я.- Ну чего привязались?"

- В чем дело, артист? - Начальник повысил голос.- Ты меня слышишь?

Я утвердительно кивнул головой.

- Отвечай как полагается, когда тебя гражданин начальник спрашивает! накинулся на меня Липкарт.- Почему вернулся с полдороги?

"И этот все еще не может смириться с потерей обещанной ему доли в посылках",- подумал я...

- Почему? - не отставал начальник.- Силенок, что ли, не хватило, да?.. Испугался замерзнуть?

Не глядя на него, я молча кивнул.

- Забрали бы вы его от меня, гражданин начальник; видите, он уже фитилит! - услышал я голос Липкарта.

И как я ни крепился, слезы все больше и больше застилали глаза. Я низко опустил голову, пытаясь сдержать их, не смог и впервые после возвращения беззвучно заплакал.

- Ну все - местный! - махнул на меня рукой начальник, давая понять, что сеанс общения закончен, отвернулся и, стянув с себя нижнее белье, с веселыми охами и ахами полез в бочку с горячей водой. Его примеру последовал и уполномоченный.

...Они веселились, поочередно бегали в парную, с хохотом обливали друг друга ледяной водой, "травили" анекдоты, с наслаждением пофыркивая в своих бочках, обсуждали предстоящие дела...

...Я тихо скулил в своем углу, обняв теплый бойлер, следить за которым, судя по всему, была моя последняя обязанность на этом свете.

Из обрывков их разговоров, долетавших до меня, я понял, что утром уполномоченный отбывает в Оротукан, в управление.

Я и теперь не могу объяснить свое поведение в тот момент: фантастическая мысль зародилась у меня в мозгу: "А что, если попроситься вместе с ним? Ведь путь его обязательно будет проходить через "17-й", другой дороги не существует?!"

Я понимал всю безнадежность моей мысли, понимал, что своей фантастической просьбой вызову лишь презрительную усмешку, и все же с непонятной самому себе решимостью, решимо-стью отчаяния, что ли, выбрал момент, когда они, надев полушубки, докуривали послебанные цигарки, подошел к уполномоченному и, глядя ему прямо в глаза, тихо сказал:

- Гражданин начальник! Возьмите меня с собой до "17-го".

* * *

Он появился, как и обещал вчера, перед самым рассветом с последними тактами "Червонки", когда над вахтой лагеря медленно угас электрический фонарь.

Легко подпрыгивая на неровностях тропинки, за ним бежали детские саночки, то обгоняя хозяина, то, наоборот, застревая в наметенном снегу... Он легко дергал за веревку, привязанную к санкам, и те опять весело устремлялись под горку... На санках лежал маленький чемодан - обычный дерматиновый чемоданчик; в городах с такими ходят в баню или носят завтрак на службу.