Исаак Зингер: Кунигунда

Вблизи болот в другой полуразвалившейся халупе жила парализованная старуха, беспрерывно болтавшая о колдунах, черных зеркалах, одноглазых великанах и карликах, которые живут среди поганых грибов, пляшут при луне и зазывают девиц в пещеры. Она рассказала Кунигунде, как изгонять демонов, защищать себя от насильников-мужчин, ревнивых женщин и фальшивых друзей, научила ее понимать сны и вызывать духов мертвых.

Кунигунда была еще девочкой, когда умерли ее родители. Брат взял жену из другой деревни. Сестра Текла вышла замуж за вдовца и умерла в родах. В ее возрасте девушки становились невестами, но она видела в мужчинах только виновников выкидышей, родовых болей и смерти от потери крови. Она получила в наследство домишко и три четверти акра земли, но не захотела их обрабатывать. Если все обманщики -- мельник, торговец, священник, деревенские старики,-- то к чему работать?

Ей было немного нужно -- редиска, картошка, капустная кочерыжка. И, как ни издевались над ней все, она все-таки не гнушалась мясом кошки или собаки. Впрочем, утолить голод можно было и найденной в поле мертвой мышью. Но, даже голодая по многу дней, она все равно не умирала.

Не только в обычные дни, но также на Пасху и Рождество Кунигунда держалась подальше от церкви, то ли чтобы лишний раз не слышать ругань женщин и насмешки мужчин, то ли чтобы не просить ни у кого башмаки, платье и кошелек с милостыней.

Не желая сносить обиды, Кунигунда порой не выходила из своей лачуги по многу дней, даже по нужде. Ее ни разу не пригласили праздновать конец страды или на заготовку солений на зиму, ни разу не позвали на свадьбу, конфирмацию или похороны. Никто не желал иметь с ней никакого дела. Вся деревня дружно ополчилась на сироту. Просиживая вечера в темноте, она шептала проклятья. Слыша снаружи смех, начинала плеваться. Чужая радость причиняла ей боль. Злясь на мычащих коров, возвращающихся с пастбища, она придумала заклятие, из-за которого они переставали доиться. Давно уже Кунигунда расплатилась с обидчиками. Все ее враги умерли. Теперь она знала, как сглазить, как наслать порчу, как потравить зерно, напустив на него крыс, как затворить лоно женщины во время родов, как слепить из глины фигурку ненавистного ей человека и проткнуть ее булавками, как испортить наростами клювики у цыплят. Давно уже она перестала просить защиты у Бога. Ему было не до молитв несчастной сироты. Пока на земле правили сильные, Он не выглядывал с небес. А вот дьявол -- на что уж тоже был капризен, но с ним все-таки удавалось сторговаться.

Из сверстников Кунигунды уже почти никого не осталось в живых. Она постарела, и над ней давно уже не смеялись, потому что боялись ее и называли ведьмой. В деревне поговаривали, что каждую субботу она отправляется, оседлав метлу, на Черную Мессу, где встречается с другими ведьмами. Несчастные женщины со всей деревни нет-нет да стучались в ее дверь. А у кого еще было им искать помощи, если рос живот, если рождались уроды, если девушка икала, если муж бросал жену? И что толку в том, что они несли ей хлеб, крупу, масло или деньги? Она привыкла есть так мало, что желудок у нее ссохся. К тому же у нее давно не осталось зубов, а из-за разбухших вен она едва передвигалась. Почти совсем оглохнув от многолетнего молчания, она, казалось, вовсе позабыла человеческую речь. Все ее прежние враги уже лежали в могилах, новых вроде не было, а она никак не могла остановиться и все проклинала и проклинала: горе вам и смерть... огонь и болезни... типун на язык... волдырь в глотку...

В середине лета редко бывают бури, но Кунигунда еще зимой предвидела беду. Она нюхом чуяла смерть, несчастья ведь сами торопятся сообщить о себе.

Ветер был пока слабый, однако Кунигунда знала, откуда он идет. Она вдыхала огонь и тлен, и только она одна знала, чем это грозит, поэтому кривила свой беззубый рот и приговаривала:

-- Чума... мор... смерть.

Несмотря на усиливавшийся ветер, Кунигунда копала, не останавливаясь. Каждый корешок, что рос возле ее лачуги, имел свою силу. Иногда, правда, она ходила собирать травы на болото, которому не было ни конца ни края. Цветы и листья плавали там в илистой воде, над которой вилась мошкара. Летали неизвестные птицы и громадные мухи с золотисто-зеленым брюшком. Хотя Кунигунда всех своих врагов спровадила на тот свет, она не могла совсем забыть о них, потому что их души кружились над болотом, плетя сети возмездия. Иногда стены и крыша ее халупы ходили ходуном от их криков, и потом долго еще качалась свисавшая тут и там солома. Кунигунде постоянно приходилось помнить о злых помыслах мертвых. Даже удушенная кошка могла натворить бед. Такое уже бывало, что мертвые кошки приходили по ночам царапать ее. Да и слышала Кунигунда, как скребется одна, поселившаяся в тряпках под топчаном. Иногда нечистая сила хозяйку жалела и даже приносила мертвого кролика или больную птичку, чтобы Кунигунда могла сварить их и поесть, но временами на нее нападала злость, и дохлая кошка утаскивала вещи, путала травы, прятала снадобья и портила еду. Один раз Кунигунда поставила в угол горшок с похлебкой, который ей принесла жившая в деревне молодая женщина, а на другой день обнаружила на нем вонючую пленку. В крупе то и дело попадались невесть откуда взявшиеся камешки. А когда Кунигунда лезла под топчан, чтобы обругать нечистую силу, та шипела ей: