Юрий Буйда - Домзак

Он махнул рукой.

- А для меня дед вместо отца был, - сказал Байрон. - В нем еще силен был этот дух: всех держать под крылом, а если надо - в кулаке. Он погиб, Диана уезжает, Нила едва на ногах держится, остаются мать да Оливия. А года не пройдет, и меня похоронят. Меня - тоже. Врачи сказали, что и года-то не протяну. Я на все плюнул и рванул сюда, к своим. А своих - не осталось. Это трудно объяснить...

- Вы ж все последние годы врозь жили. Ну ты, к примеру. А остальные деньги делали. А это то же самое, что врозь жить.

- Воевал в Афгане, служил, развелся с двумя женами, сына потерял, отца потерял, деда потерял... Дядя Ваня - сколько ему осталось? Не сегодня завтра сковырнется по пьянке... И зачем жили-то? Я - зачем жил? И почему остаток жизни проведу на госпитальной койке? Меня ж как уложат, так больше и не выпустят. Все. Валар. И хотел бы что-то сделать, а не могу. Тебя убить? А ты задачу выполнил и только и ждешь, когда в тебя пальнут. Пальцем не шевельнешь, чтобы от пули увернуться. Я прав?

- Прав, - глухо ответил Виктор. - И не будет ни меня, ни моего Никогда. А потом и твое Никогда исчезнет. Жизнь.

- Это - жизнь? Не хочу. Пулю в висок себе засандалить - как-то глупо... хотя черт его знает... Всю жизнь думал о любви, хотел любить, хотел быть любимым. Но не умею: может, физиологически не так сделан? Но твое Никогда, честно говоря, не по мне: в нем любить можно только себя. Ладно, Виктор, пойду. Тебе решать, перед каким богом представать и какие кому докладные подавать. Можешь успокоиться: я не шпион. Наш разговор останется между нами. Поговорили - и поговорили. Спасибо, что не врал.

Виктор встал, помялся.

- Эй, подполковник! И тебе спасибо, что вот поговорили... Наверное, по-человечески мне уж больше ни с кем говорить не придется. Прощай, братан. Кто знает, может, мы с тобой и правда братья...

Байрон пожал протянутую руку и отвернулся к решетке.

Милиционер неторопливо двинулся к двери, побрякивая ключами.

- А знаешь, что священник этот, отец Михаил, ушел?

Байрон обернулся.

- Как это? Что значит - ушел?

- Русь велика. Пошел правду искать, я думаю. Не перевелись еще на Руси юродивые. А отыщет, если терпения и сил хватит, свое Никогда.

- То есть насовсем ушел? Все бросил - дом, церковь, Любашу?..

Виктор кивнул.

- Все. Прощай.

Диана изнывала от жары в машине. Пепельница была полна окурков.

- Наконец-то! Я уж думала, тебя посадили.

- Как видишь. Даже подписку о невыезде дезавуировали. Кстати, хочешь угадаю, кто тебе такие роскошные красные трусики подарил? С первого раза.

- Заткнись, ты на пенсии, следователь. Мать сто раз звонила. Гости уже за столом.

- Мне просто не терпится произнести имя донатора, вручившего тебе нижнее белье, которое - я очень надеюсь - в Москве ты ни разу не наденешь. Опусти стекла и включи кондиционер.

Диана сняла темные очки и жалобно посмотрела на Байрона.

- Милый мой, ты такой огромный мужичина, твоими руками оглобли гнуть, а стоило твоей матушке наговорить про меня гадостей, как ты сразу изменил отношение ко мне. Знаю я ее этот тезис: "Несчастные - опасны". Это она про меня, про меня. Это я была несчастной калекой, ковыляла, держась за стенку, и требовала особого к себе отношения. А ведь я не требовала - я терпела. Училась терпению. У самой себя училась, потому что остальным до меня и дела не было. Никому, кроме тебя и деда. Но дед был всегда занят, а ты - в Москве или еще где-нибудь. Я терпела, а чтобы терпение не стало путешествием в пустоте, я еще и думала. Я продумывала каждое услышанное слово, каждый жест, каждый взгляд и, когда встречалась со сверстниками, удивлялась: какие ж они глупые! А они не глупые, просто им не приходилось быть в роли несчастненьких. Меня просто жалели, меня не хотели держать за равную, вообще - за нормальную. Ох и много же бесов является в человеке, когда он оказывается в таком положении! По ночам я воображала целые сражения с этими бесами... как у Альтдорфера... С одной стороны, легионы белокрылых ангелов, с другой - воинство дьявола во всем его великолепии. А уж как эти бесы были великолепны! Я читала Байрона и мечтала...

- Не люблю Байрона, - сказал Байрон. - Прости. Мы забыли о Герцоге!

- О ком?

- Господи, да о собачке нашей бумажной!

Диана невесело рассмеялась.

- А насчет красных трусиков я тебе скажу всю правду, - продолжала она с улыбкой. - Это подарок Андрея Григорьевича. Когда решался вопрос о моем поступлении в Высшую школу экономики, а потом об устройстве в Москве...

- Погоди...

- Нет уж! За все надо платить. Он позвал меня к себе во флигель, ну и... нет, он просто вылизывал меня языком... гладил, сажал на колени... и всякое такое... А потом подарил эти чертовы трусики. Я была покорной гурией на коленях бессильного старца. Выспренне звучит? А я так и думала до тех пор, пока он своими руками...