Юрий Буйда - Казанский вокзал

- А я с тобой и не спорю, - усмехнулся Силис. - Тебе кто морду набил?

Синди пьяно погрозила ему пальцем:

- Я попала в автомобильную аварию, товарищ сержант!

- Это не авария, это ручная работа, - без улыбки возразил Алеша. - Про Громобоя слыхали? Помер. Целый день на тротуаре провалялся, только сейчас за ним выехали...

- Помянем Громобоя! - предложила Барби, уже забывшая о чесноке. - Ну и сволочь он был!..

Мужчина на полу зашевелился и с рычанием сел. Обвел шальным взглядом компанию - и вдруг заорал во всю глотку:

О чем задумал, Громобой,

Иль ты боишься смерти?

Пицца захохотала дурным голосом, а мужик продолжал:

Ты будешь счастлив двадцать лет,

Я слова не нарушу,

А ровно через двадцать лет

Отдашь свою ты душу!..

Синди и Барби зааплодировали.

Взял в руку финское перо

И кровью расписался...

И так же внезапно, как начал, мужик оборвал песню и схватился за голову:

- Вот гады! Ну гады же! Глянь, что там у меня?

Пицца презрительно скривилась.

- Ничего. Дурная башка только.

Барби протянула ему стакан:

- Поправь головку, лох.

Он не раздумывая проглотил содержимое стакана и уставился на костлявые коленки Барби.

- Я не лох. - Встал - головой под потолок. - Я русский человек. И исключительно православный!

- И как тебя такого уработали? - задумчиво проговорила Синди. - Ну, ладно, топай отсюда. Живой - и слава Богу.

Он посмотрел на нее своими маленькими бараньими глазами и вдруг по-детски улыбнулся. Достал из кармана бумажник, не глядя вынул купюру (единственную, оставленную ему Синди).

- Я угощаю, девушки. - Развел руками: - Извини, сержант. Они меня от смерти спасли. Я правильно говорю? Я человек исключительно благодарный! За мой счет, девушки.

Женщины переглянулись.

- Ладно, сядь! - велела Синди. - У нас и без тебя есть что выпить. Тебя как звать, облом?

- Гордым именем Иван. - Скинув пальто на кучу старого тряпья в углу, где Пицца хранила прокатные костыли, Иван сел рядом с Барби, которая сонно шевелила губами и кивала стакану. - За кого пьем? За меня?

И засмеялся собственной шутке. Глаза его, однако, не смеялись.

- За Громобоя, - сказал Овсенька. - Помер который.

- Хороший был человек, - с чувством проговорил Иван, наливая в стаканы и глядя на женщин блестящими глазками. - Громо-бой! В самом деле Громобой?

Синди вяло махнула рукой:

- Да куда ему... Обыкновенный чокнутый. А как выпьет, совсем дурак дураком. - Хрипло хохотнула. - Все Бога ждал!

- Бога?

- Ну. Как найдет на него - шел на платформу и ждал поезда, на котором Бог приедет. Иисус Христос. Наплачешься с дураком... Стоит на платформе, весь как на иголках, прыгает на своем костылике, шею тянет - ждет. Христа- с поезда! Пассажир Христос! А поезд подойдет - начинал метаться, выглядывать, пассажиров за руки хватал: а вдруг этот... или тот? А может, кто видал его? Это Бога-то? - Синди так похоже изображала ужимки Громобоя, что даже Алеша Силис заусмехался. - Я ему говорю: дура пьяная, не ездят Христы на поездах. Да и как же ты его не узнаешь в толпе, если он вдруг и правда явится? Ведь Бог... А он мне: а как же его узнать? На нем погоны, что ли? Ведь он и тогда явился не в царской короне, а как все, и поначалу его никто не признал, и били, и казнили, а если б признали, разве отважились бы казнить?

Овсенька, подавшись вперед, замотал головой:

- Дурак он, девонька, Громобой твой, прости, Господи... Это не мы Бога, а нас Бог будет искать, и найдет обязательно. Как же мы его не узнаем, если он придет нас спасти? Узнаем, конечно. Он либо знак подаст, либо еще как...

Алеша Силис холодно посмотрел на старика:

- Интересный вы народ: все хотят за копейку спастись. - В голосе его звучало незлое презрение. - Да чтоб спастись, надо делать что-нибудь. А вы что делаете? Ты на метро с Мишуткой катаешься, эти блядуют да воруют... За это спасать?

- А по-твоему, как в магазине должно быть? Заплатил - получи товар? На хрена такой Бог? - проворчала Пицца, которая несколько раз в году ходила в Елоховскую, после чего запиралась в вагончике и два-три дня кряду пила вчерную.

- Ну, хотя бы верить надо, - продолжал Алеша уже с раздражением. - А кто верит? Ты, что ли? Или ты? Да ты даже не знаешь, кто такой Бог!

Пицца оскалилась:

- Кабы знала, то и не верила бы.

Иван поднял ручищи, призывая к спокойствию.

- Братцы, братцы, послушайте! Я много когда-то читал... сейчас, правда, бросил... но люблю про это поговорить... Я же исключительно русский человек! А когда русский человек про это говорит? На бегу, в пивнушке, по пьянке, впопыхах - милое дело! Только и это надоедает. Братцы! Конечно, спасемся. В говне по уши живем, бездельничаем - это правда, сержант тут в точку: недостойны. Но ведь были бы достойны - тогда кому Бог нужен? Достойным Бог не нужен, он нам нужен. - Иван с грохотом опустил руки на стол.- Все равно спасемся, православные! Русь никогда ничего не делала, да по-настоящему, как в книгах, никогда и не верила, а - спасалась, и мы спасемся!..