Array Сборник - Вечное возвращение. Книга 1 - Повести

И Боря и я кричим в один голос:

– Сколько, сколько?

– 18 фунтов на всех.

– А нам-то, нам-то сколько?

– Вам 8 фунтов и мне 10.

Вот счастье-то ему – 10 фунтов одному, а нам на двоих 8, и лишние полфунта у него…

Но живо собираю обед. Села и заулыбалась. В руках нож, а на столе передо мной – целый хлебище. И у папы в руках нож. Тоже перед ним хлебище, и папа улыбается ему. Взглянула на Бориса и тот улыбается, потирает ручки и бормочет:

– Поедим хлебца-то сейчас, поедим!

И вдруг замечаю, что в папином хлебище что-то маловато для 10 фунтов. С наслаждением режу свой хлеб и спрашиваю папу:

– Папочка, что-то у вас больно мало? Тут нет десяти фунтов.

Он говорит с улыбкой, совсем как у Бори:

– Да я, дурень этакий, получил хлеб и крепился, крепился, а потом и с’ел фунта с два еще на заводе.

У Бориса тоже вырывается с визгом:

– Ох, и мы сейчас поедим, поедим!..

Папа отрезал себе такой толстый кусок, что я даже залюбовалась. Прямо приятно сделалось, когда вспомнила, какие тоненькие ломтики он отрезал раньше. Господи, если бы всегда так!.. Папа бы не был тогда эгоистом. Хорошо бы было как!

А он жует свой толстый кусок беззубым ртом и говорит с ласковой улыбкой:

– Вот что, ребятки…

Мы оба перебиваем:

– А что, что такое, папочка?

– Да вот что. Вы уж сегодня не жалейте, до сыта ешьте. А завтра-то уж распределяйте. К утру кусочек, и к вечеру кусочек. Вот как я.

– Ммда, ммда, ммда…

За несчастной похлебкой с’ели с Борисом фунта по два хлеба. После обеда папа на радостях посылает в чайную. Против обыкновения нужно взять по две порции чаю и по две конфетки… Ведь хлеба много, и можно много пить чаю…

За чаем измерила глазами папин кусок и свой. Наш уже совсем маленький. Ласкаю его глазами, и хочется еще есть.

С уверенным видом говорю Борису:

– Ну, как, больше не хочешь? Я думаю, на завтра оставим? Да, Боря?

Но Боря говорит:

– Нет, Феечка, еще по маленькому, маленькому кусочку. Мы вкусную тюрьку устроим в стакане. В тюрьке-то меньше хлеба пойдет. Верно, давай, Фея!..

А Фее только того и надо.

– Ну, ладно, что уж с тобой делать; давай, давай…

Режу хлеб. Фу, фу, хотела отрезать по маленькому, а вышло опять по толстому, толстому куску! И всего-то у нас осталось фунта три. Жаль-то как!

Верчу с сожалением свой кусок в руке, а Борису говорю небрежно:

– Ну, уж если есть, так есть, а жалеть нечего. Правда, Борис?

– Ммда, ммда, Фея, правда…

Папа тщательно завернул свой хлеб в бумагу. Встал и говорит:

– Слава тебе, Господи, сытехонек сегодня.

А следом встаем и мы. Показываю Борису на свой живот и говорю с улыбкой во все лицо:

– Борь, у тебя тут полно? Сыт, наверное?..

– Ой, Феечка, сыт… А знаешь, нижняя-то корочка вкусная. Смотри, какая поджаристая.

– Ах ты, плут, этакий! Ну, ладно, давай нижнюю корочку, а теперь все-таки уберем, а то все с’едим.

– Да, да, Феечка, надо убрать.

Папа отяжелел совсем. Не раздеваясь, не сняв даже сапог, лежит на кровати, курит трубку и читает газету. Нет-нет, и взглянет на нас поверх очков, и улыбнется ласково. Мы с Борисом забились в уголок. Без умолку трещим о маме и смеемся от сытости. Через полчаса, час вдруг чувствую, что опять голодна, страшно голодна. Сказать об этом Борису? – нехорошо. Папа завтра даст нотацию. «Вот, – скажет, – большая, не могла удержаться. Хоть бы Борис, – ему простительно»…

Решила, что Борису не скажу и не буду есть хлеба, а только пойду взгляну на кусок в шкафу.

Встала. Нарочно зевнула и иду. А Борис сразу:

– Ты куда?

– Сиди здесь, я сейчас приду.

Смотрит лукаво, улыбается и говорит:

– Ишь, какая, и я пойду.

– Ах, ты дрянь мальчишка! Не проведешь. Ну, ладно, пойдем. Еще по кусочку.

Отрезала и говорю:

– Борь, а Борь, ну и дураки мы с тобою! Весь хлеб с'едим.

– Ой, нет, Феечка, я думаю, что мы очень умные.

И еще лукавее поглядывает на меня.

– Ах, ты, поросенок этакий! Пойдем скорее спать, а-то все с’едим.

– Пойдем, Феечка.

Борька захватил хлеб зубами и странно-лихорадочно заторопился. Раздевается, а хлеб все не выпускает из зубов. Спрашиваю его с удивлением:

– Ты чего так торопишься?

– А знаешь, Феюшенька, я буду в постели лежать и есть хлеб. Правда, ведь хорошо? Лежишь и ешь, а он тебе прямо в горло идет.

Оба забрались под одеяло. Лежим и шепчемся. Хлеб откусываем маленькими кусочками. И вдруг замечаю, что Борис спит, а в руке у него недоеденный кусочек.

Доела и его кусочек. Уже стала засыпать, когда в другом углу заворочался, закряхтел папа. Приоткрыла засыпающий глаз, а папа, в одном белье, пробирается куда-то бесшумно… Господи, да куда же это он? Стало страшно.