Array Сборник - Вечное возвращение. Книга 2 - Рассказы

– Слушай, Саша, – молвил он тихо, – я виноват пред тобою. Ты – человек благородный. Покойница сама пред смертию мне все сказала. Теперь я у тебя в долгу. Сказывай, чего хочешь.

Я залился слезами и, лобызая Светлейшему руки, высказал, что более мне ничего не надо: что мужнин есть долг любить жену свою, ласка же его Светлости для меня всего на свете дороже. Князь в лицо мне пристально поглядел, потом, усмехнувшись, молвил:

– Тебя, братец, в святцы записать надо.

Скоро на дворе княжеская коляска застучала. Обняв меня отечески, Светлейший со всею свитою уехал. Я побрел в залу. Тем часом солнце уже к закату склонилось. Анета убранная лежала на столе в белом венчальном платье. На грудь ей Светлейший возложил прядь своих волос. Отец Иван с дьячком взошли к вечерней панихиде. Итак, погребальные песнопения огласили стены, слышавшие некогда сладкое пение Анеты.

Долго глядел я на мертвый лик верной моей подруги. Хладное чело дышало спокойствием, но близ строгих уст уже синели смертные тени. В ум мне пришли последние слова Князя. В них чудилась мне некая тайна…

Я жаркий поклонник Наполеона Третьего. Именно третьего, а не первого, племянника, а не дяди. Племянник добрый малый, свой брат-обыватель, при нем не страшно; а можно ли ужиться с дядей? Я думаю, дышать одним воздухом с ним так же неловко было, как спать на Дельфийском треножнике или пить чай на Монблане. А тут… Господи! Да одна высадка в Булони чего стоит! В дядином мундире и шляпе, с кусочком сала; над салом кружится ручной беркут ли, карагуш ли, не знаю, только уж конечно не Зевсов белый орел. Как кому, а мне этот потешный орлишка-шулер ей-Богу милее белого: его и погладить можно, и покормить, и по носу шлепнуть, и все-таки он орел, из десятка его не выкинешь. Да и сама-то Вторая империя, по совести, чем плоха? Мы привыкли во всем хватать через край: ах, пирамиды, Москва, Святая Елена, воздушный корабль, ночной смотр. А посмотрел бы я на великого Наполеона перед вторым декабря: много бы он взял со своей старой гвардией после сорок восьмого года?

Вот почему мне искренно жаль, что мой земляк и приятель Арий Петрович Бездыханский по странной игре природы был двойником Наполеона I. Прохожие, завидев Бездыханского, шарахались с тротуара, а когда он учился у нас в гимназии, все, от директора до последнего сторожа, звали его Бонопартием. Учитель французского языка, monsieur Пелжье, допытывался даже, не живали ли матушка Ария Петровича за границей и не встречалась ли с принцем Наполеоном-Жозефом. Этот принц, по уличному прозвищу Plon-Plon, сын вестфальского короля Жерома, брата Наполеона Первого, тоже был как две капли воды похож на гениального «изгнанника вселенной». Когда-то он сражался под Севастополем, но без особенной храбрости, вечно потом строил козни против кузена и дяди, кутил, франтил, играл превосходно в шахматы, не раз превращался из принца Жозефа в гражданина Бонопарта и в старости, почти на краю могилы, затеял последний заговор, но уже против республики. И все-таки быть родителем Ария Петровича принц Наполеон-Жозеф никак не мог. Во-первых, мой приятель родился в самый год смерти Наполеона Третьего, когда принцу Plon-Plon уже стукнуло пятьдесят и он давно был женат, а во-вторых и в главных, матушка Ария Петровича дальше Москвы никогда никуда не ездила. Monsieur Пелжье утверждал, однако, что имеется еще один принц, Виктор-Наполеон, из-за которого какая-то парижанка даже травилась спичками и, помнится, будто этот самый принц приезжал в Россию. Но о принце Викторе у нас никто ничего не знал. Как бы то ни было, monsieur Пелжье, ярый бонапартист, прожигавший юность в Париже в эпоху Второй империи, особенно любил Бездыханского и ставил ему пятерки.

Совсем незаметно, еще школьником, Арий Петрович усвоил привычку хмуриться, поджимать губы, закладывать одну руку за жилет, другую назад и говорить отрывистым сухим тоном. Впрочем, кроме Бонопартия имел он в гимназии еще и другие прозвища. Сначала окрестили его «бедным немцем», это когда в пятом классе он сочинил стихи:

Дня три стоял в гимназии неистовый хохот, прерываемый вопросами: почему именно веник? Ведь немцы и в баню совсем не ходят, и отчего непременно немец, а не француз? Арий Петрович презрительно щурился, поджимая губы, точно Наполеон перед Советом Пятисот.