Array Сборник - Вечное возвращение. Книга 2 - Рассказы

Удивительно, о чем они думали раньше? Чорт их знает, почему они не работали?

Никифор размышлял с беззаботным пренебрежением к прошлому. Люди, жившие среди припасенных всюду богатств. Бродившие возле сокровищ, не запертых и не спрятанных. Непонятные, прошлые люди. Отчего им не хотелось работать?

Карта не оживала и не превращалась в почвы, воды, деревья, возвышенности. Но, будучи лишь бумажным подобием земли, выражением еще не вполне осуществленной действительности, она беспокоила и восхищала Никифора. Он ползал по столу и пыхтел, заталкивая во все углы заводы, колхозы и рыбные промысла. Он будто участвовал в их воплощении, нападая на лист прикосновением кисти. И слез со стола, утомившись. Решил, что пойдет на каток.

Мать ушла. Никифор один наполнял квартиру топаньем, мычаньем взбредших в голову песен, стуком мебели. Он прошелся бесцельно по комнатам, словно ноги сами потребовали дать им слегка поработать. Подскочил к роялю и грохнул откинутой крышкой. Ему хотелось ударить по клавишам так, чтоб воздух запрыгал в радостном гомоне. Но он вдруг притих.

Если б глянуть со стороны, Никифор выглядел тупо. С бессмысленным, почти идиотским лицом, с полуоткрывшимся ртом он сидел за инструментом, потирая руку о руку. Вряд ли он думал о чем-нибудь. Странная расслабленность, в то же время сосредоточенность… Он коснулся клавиатуры, едва на нее нажимая. Вчерашняя тема отдельными разобщениями, не умеющими друг о друга опереться осколками, зазвякала в деревянном полированном ящике. Но разве она похожа на ту?

Она напоминала разбитый сосуд, уроненный при перевозке. Никифор не сумел ее упаковать, доставляя на дом с концерта. Он не знал, как ее склеить. Брал кусок за куском, поднимал его робко на свет и ронял обратно в солому. Он касался ее изогнутых граней, и они ему резали руки. Неумелые пальцы, не слушающиеся и грубые. Израненные до крови этой мучительно острой музыкой. Пробовал несколько раз, но выходило все хуже.

– Хорошо, – он приподнялся и погрозил кулаками инструменту, – хорошо же, посмотрим!

И пошел за коньками в переднюю.

Я и Саша – мой брат, – миновав пыльную улицу села, вышли к полю и свернули за угол белой ограды, скрывавшей парк фабриканта Рено. Мы заглядывали в парк через чугунную решетку и видели перед собою аллеи разросшихся лип, кущи орешника, сумрачную зелень одиноких кедров. И только кое-где между деревьев светлели далекие цветники.

Нам – малышам – все, что находилось за этой оградой, казалось непостижимым и тревожило нас. И все же мы в один миг забыли о волновавших нас предчувствиях, когда увидали за оградой мальчика лет девяти, ехавшего на блестящей машине.

Это был Люси, сын фабриканта.

Люси умело крутил педали трехколесного велосипеда, пока не устал и не слез с него, остановившись возле огромной лиственницы.

Мы с братом тоже остановились и с повадкой зверенышей всматривались в своего сверстника.

Люси был редким гостем в селе, появляясь здесь только летом. Но и летом мы видели его не часто – он жил за белой оградой.

Люси заметил наши головы и, не отходя от велосипеда, остановил на нас долгий взгляд, полный нерешимости.

Мы, между тем, продолжали разглядывать мальчика – его блузку с голубым бантом, прозрачный шлем светлых волос на его голове и такое же прозрачное, не загоревшее лицо.

– Люс-и – раздумчиво шепнул я себе и позвал брата: – пойдем!

Мы медленно двинулись вдоль ограды. Но не прошли мы и десяти шагов, как около наших ног упала шишка лиственницы, потом другая… третья…

Мы недоуменно оглянулись и наши взгляды упали на Люси, в прежней позе стоявшего на лужку за оградой.

И не потому, что кроме Люси вокруг нас никого не было, а по его прячущейся в себя фигуре, по его блестящему и сведенному взгляду мы поняли, что это он кидал в нас шишками.

Насторожившись, мы на одно мгновение стушевались и видели перед собой ту же чугунную ограду и деревья тихого парка, купавшегося в солнце.

Саша нашелся быстрее меня и, отломив от столба ограды кусок штукатурки, отошел на несколько шагов, разбежался и, стоя на одной подогнутой ноге, пустил штукатурку в Люси.

Люси резко покачнулся и, оставив велосипед у лиственницы, – побежал к дому.

– Босые дураки, – крикнул он нам, повернув лицо набегу.

– Ну, подожди! – сказал Саша. Впрочем, он сейчас же забыл о происшедшем, поднял шишку лиственницы и, вскинув к небу целящиеся глаза, пустил шишку вверх.