Как убедился Замятин, сам по себе технический прогресс в отрыве от нравственного, духовного развития не только не способствует улучшению человеческой породы, но грозит вытеснить человеческое в человеке. «Железным Миргородом» назовет через несколько лет С. Есенин ведущую капиталистическую державу мира — Соединенные Штаты Америки; «железная Лебедянь» открылась Замятину за камнем, бетоном, сталью, доками, подземными дорогами, автомобилями. Та же одурь, монотонность, недумание.
Только у английского мещанства это механическое бытие доведено до совершенства — все расчислено, размечено, проинтегрировано. Как у викария Дьюли: «расписание часов приема пищи; расписание дней покаяния (два раза в неделю); расписание пользования свежим воздухом; расписание занятий благотворительностью; и, наконец, в числе прочих — одно расписание, из скромности не озаглавленное и специально касавшееся миссис Дьюли, где были выписаны субботы каждой третьей недели» («Островитяне»). Тут уже не отыщешь души — все одинаково, все собрано из комплектов деталей: тросточки, цилиндры, вставные челюсти, пенсне. И проповеди о насильственном спасении, лицемерие. Вот откуда — из буржуазной Англии вынес Замятин замысел своей фантастической антиутопии «Мы» (1920).
Здесь, в Англии, он увидел, как закладываются основы окаянного «машинного рая». И если уездная Чеботариха ловила любовников для себя, то, как узнал Замятин от знакомого англичанина, «в Лондоне есть люди, живущие очень странной профессией: ловлей любовников в парках». Так появляется рассказ «Ловец человеков» — острая сатира на капиталистический Запад, где из всего можно делать деньги.
Двухлетняя заграничная командировка, кажется, повлияла на Замятина. Он мог теперь писать по-английски, по собственному признанию, с такой же свободой, как и по-русски, одевался с европейской, подчеркнуто-щеголеватой аккуратностью, с собеседниками был сдержанно вежлив. И прозвище «англичанин» прочно привязалось к нему. Близко знавший его Ремизов, однако, подсмеивался: «Замятин из Лебедяни, тамбовский, чего русее, и стихия его слов отборно русская. Прозвище: „англичанин“. Как будто он и сам поверил — а это тоже очень русское. Внешне было „прилично“ и до Англии… и никакое это не английское, а просто под инженерскую гребенку, а разойдется — смотрите: лебедянский молодец с пробором!»
Ремизов был прав. Очень важным в этом смысле представляется признание самого Замятина в «Автобиографии»: «Думаю, что если бы в 1917 году не вернулся из Англии, если бы все эти годы не прожил вместе с Россией — больше не мог бы писать».
6
В Петрограде Замятин встретил Октябрьскую революцию, пережил события гражданской войны, жестокую разруху и голод.
В эту пору он сближается с М. Горьким и участвует почти во всех его начинаниях по спасению культуры — в работе издательства «Всемирная литература», «Комитета исторических пьес», «Дома искусств» и «Дома ученых». Воспоминания о Горьком, написанные в 1936 году, уже во Франции, пронизаны глубоким уважением к его личности, к его огромному литературному авторитету и кипучей деятельности в Петрограде. Их главная тональность — сердечность, нет, даже нежность в отношении к Горькому, писателю и человеку:
«Они жили вместе — Горький и Пешков. Судьба кровно, неразрывно связала их. Они были очень похожи друг на друга и все-таки не совсем одинаковы. Иногда случалось, что они спорили и ссорились друг с другом, потом снова мирились и шли в жизни рядом. Их пути разошлись только недавно: в июне 1936 года Алексей Пешков умер, Максим Горький остался жить. Человек с самым обычным лицом русского мастерового и со скромным именем „Пешков“ был тот самый, кто выбрал для себя псевдоним „Горький“.
Я знал обоих. Но я не вижу надобности говорить о писателе Горьком, о котором лучше всего говорят его книги. Мне хочется вспомнить здесь о человеке с большим сердцем и с большой биографией».
Это своего рода «венец Горькому», который сыграл немалую роль и в судьбе самого Замятина, и в биографии молодых петроградских писателей, назвавших себя «Серапионовы братья».
Ядром этой талантливой группы явилась литературная молодежь, занимавшаяся в 1919—1920 годах в студии переводчиков при издательстве «Всемирная литература», где с лекциями выступал Замятин. В содружество входили: И. А. Груздев, М. М. Зощенко, Вс. В. Иванов, В. А. Каверин, Л. Н. Лунц, Н. Н. Никитин, Е. Г. Полонская, Н. С. Тихонов, К. А. Федин.
Читать дальше