— Кто здесь принимает объявления? — закричал Ковалев. — А, здравствуйте!
— Мое почтение, — сказал седой чиновник, поднявши на минуту глаза и опустивши их снова на разложенные кучи денег.
— Я желаю припечатать…
— Позвольте, прошу немножко повременить, — произнес чиновник, ставя одною рукою цифру на бумаге и передвигая пальцами левой руки два очка на счетах. Лакей с галунами и наружностью, показывавшею пребывание его в аристократическом доме, стоял возле стола с запискою в руках и почел приличным показать свою общежительность:
— Поверите ли, сударь, что собачонка не стоит восьми гривен, то-есть я не дал бы за нее и восьми грошей, а графиня любит, ей Богу, любит, — и вот, тому, кто ее отыщет, сто рублен! Если сказать по приличию, то вот так, как мы теперь с вами, вкусы людей совсем несовместны; уж когда охотник, то держи легавую собаку, или пуделя; не пожалей пяти сот, тысячу дай, но зато уж, чтоб была собака хорошая.
Почтенный чиновник слушал это с значительною миною и в то же время занимался сметою, сколько букв в принесенной записке. По сторонам стояло множество старух, купеческих сидельцев и дворников с записками. В одной значилось, что отпускается в услужение кучер трезвого поведения; в другой — малоподержанная коляска, вывезенная в 1814 году из Парижа; там отпускалась дворовая девка 19 лет, упражнявшаяся в прачечном деле, годная и для других работ; прочные дрожки без одной рессоры; молодая горячая лошадь в серых яблоках, семнадцати лет от роду; новые полученные из Лондона семена репы и редиса; дача со всеми угодьями: двумя стойлами для лошадей и местом, на котором можно развести превосходный березовый или еловый сад, там же находился вызов желающих купить старые подошвы, с приглашением явиться к переторжке каждый день от 8 до 3 часов утра. Комната, в которой помещалось все это общество, была маленькая, и воздух в ней был чрезвычайно густ; но коллежский асессор Ковалев не мог слышать запаха, потому что закрылся платком, и потому что самый нос его находился Бог знает в каких местах.
— Милостивый государь, позвольте вас попросить… мне очень нужно, сказал он наконец с нетерпением.
— Сейчас, сейчас! — Два рубля сорок три копейки!.. Сию минуту!.. Рубль шестьдесят четыре копейки! — говорил седовласый господин, бросая старухам и дворникам записки в глаза. — Вам что угодно? — наконец сказал он, обратившись к Ковалеву.
— Я прошу… — сказал Ковалев, — случилось мошенничество, или плутовство — я до сих пор не могу никак узнать. Я прошу только припечатать, что тот, кто ко мне этого подлеца представит, получит достаточное вознаграждение.
— Позвольте узнать, как ваша фамилия?
— Нет, зачем же фамилию? Мне нельзя сказать ее. У меня много знакомых: Чехтырева, статская советница, Пелагея Григорьевна Подточина, штаб-офицерша… Вдруг узнают, Боже сохрани! Вы можете просто написать: коллежский асессор, или, еще лучше: состоящий в маиорском чине.
— А сбежавший был ваш дворовый человек?
— Какое дворовый человек! Это бы еще не такое большое мошенничество! Сбежал от меня… нос…
— Гм! Какая странная фамилия! И на большую сумму этот г. Носов обокрал вас?
— Нос, то-есть… вы не то думаете! Нос, мой собственный нос пропал, неизвестно куда. Черт хотел подшутить надо мною!
— Да каким же образом пропал? Я что-то не могу хорошенько понять!
— Да я не могу вам сказать, каким образом; но главное то, что он разъезжает теперь по городу и называет себя статским советником. И потому я вас прошу объявить, чтобы поймавший представил его немедленно ко мне в самом скорейшем времени. Вы посудите в самом деле, как же мне быть без такой заметной части тела? Это не то, что какой-нибудь мизинец на ноге, который я в сапог — и никто не увидит, если его нет. Я бываю по четвергам у статской советницы Чехтыревой; Подточина, Пелагея Григорьевна, штаб-офицерша, и у ней дочка очень хорошенькая, тоже очень хорошие знакомые; и вы посудите сами, как же мне теперь… Мне теперь к ним нельзя явиться.
Чиновник задумался, что означали крепко сжавшиеся его губы.
— Нет, я не могу поместить такого объявления в газетах, сказал он наконец после долгого молчания.
— Как? Отчего?
— Так: газета может потерять репутацию. Если всякий начнет писать, что у него сбежал нос, то… И так уже говорят, что печатается много несообразностей и ложных слухов.
— Да чем же дело несообразное? Тут, кажется, ничего нет такого.
— Это вам так кажется, что нет. А вот, на прошлой неделе, такой же был случай. Пришел чиновник таким же образом, как вы теперь пришли, принес записку, денег по расчету пришлось 2 р. 73 к., и все объявление состояло в том, что сбежал пудель черной шерсти. Кажется, что бы тут такое? А вышел пасквиль: пудель-то этот был казначей, не помню, какого-то заведения.
Читать дальше