Иван Аксенов - Том 2. Теория, критика, поэзия, проза

Быть конферансье в наше время задача не трудная, основывать кафе и «живые альманахи с танцами», по-видимому, эпидемия.

И, увы она не идет на убыль, а еще менее склонна к исчезновению разновидность стихописцев, натасканных на революцию, так сказать профессиональных певцов ея. До последнего времени лауреаты такого стиля нам демонстрировали и провозглашали великого Блока (конферансье Иванов-Разумник 1 , увеселительное заведение «В грозе и буре» 2 , не смешивать с «Н. Морозовым» 3 ), резво разводившего трепака по лужам крови 4 , теперь этот жанр окончательно должен процвести: Есенин 5 , Клюев, Орешин, Ширяевец 6 … А какие стихи? «И стихи, батюшка, великолепные, пальчики оближите», уверяет конферансье – «попробуйте – знаете, на всякий звук» и т. д.

Что такое наша революция – всем известно: борьба отчаянная и, пока, беспросветная, но ведь поэты не боятся «бури», «поэт всегда с людьми, когда шумит гроза» и пр., а в такое время, как не запеть, если…

Однако, где мы это, господа? На баррикаде или у попа в столовой? Христос с Богородицей и Миколой Святым Угодником так и сыпятся, так и бегают по ухабистым и разухабистым стихам певцов революционного чайного домика 1‑го разряда.

Это революция.

Вот

Что и говорить – разлюли-малина, а не революция. Факты говорят, что она родилась в голоде и мечется в безкормице, но «поэты» ея поют другое; тем хуже для фактов.

Только почему это их революционный пафос так дружен с хромающими стихами, почему безмятежно развертывается коснейшая форма однопаузного трехдольника, двадцатилетней давности? Почему малейшая попытка построить свободную строчку дает скверную прозу вроде: «О Чудотворец! Широкоскулый и красноротый, приявший в корузлые руки младенца нежного – укачай мою душу на пальцах ног своих» (Есенин)? 9

Нет, очевидно это не «отзвук» и тем более не «в воздухе пустом»: наш то слишком насыщен и криками, и кровавыми испареньями, и смрадом гниющих туш – такими сопелками его не всколышнешь, нечего зубы заговаривать, г‑н конферансье. Сами изволите видеть, что это за люди:

– Придет «контр-революция» – кто первый «петушком, петушком» побежит за ея дрожками, на которых поедут Городничий и Хлестаков под охраной Держиморды? 10 Все он же, подлинный поэт.

В том то и дело, что не подлинный, а поэт «на случай», одописец революции и панегерист «сильной власти». Люди, уверяющие голодных, что они блаженствуют среди изобилия плодов земных, поющие «гром победы раздавайся» 11 в нашей сегодняшней России, действительно способны, при первой же перемене декорации, переставить против шерсти пластинку своего граммофона. Это хорошо, конечно, потому что тогда слюнявые слова «народный поэт» и «профессионально-революционный лирик» будет читаться выразительней: «сутенеры анархии» и «альфонсы пролетариата».

Хозяйственная жизнь России в конце XIX века определялась противоречием между потребностью земледелия перейти от экстенсивных форм эксплуатации земельного фонда к интенсивному его использованию, требованьями народившегося промышленного капитала, все более подчинявшего себе капитал торговый, и политикой правительства, поддерживавшего свою финансовую систему путем повышения числа пудов вывозимого зерна, и свою власть – защитой политических форм, свойственных эпохам господства торгового капитала. Результаты такого противоречия между требованиями объективной действительности и субъективными опытами управления страной сказались: в деревне в форме крайнего обнищания, хронического голода крестьян и разорения мелких помещиков, в городе спазматическими подъемами промышленности и длительными кризисами: и финансовыми, и производственными. Разоренные и потомство разоренных осаждались в городе: они или выгонялись нуждой из деревни, или не имели возможности убежать в нее из разорившего их города. Общественная группа деклассированных интеллигентов численно увеличивалась с каждым месяцем. Самый характер ее комплектования изменился: раньше она пополнялась выходцами из среды, стоявшей в глазах ушедших из нее людей ниже той среды, в которую они попадали, порвав с вотчиной, теперь исход приобретал обратный характер. И дети дворян, пропивших выкупные платежи, и потомки мелких купцов, прикрывших «дело» или влачивших свои дышавшие на ладан предприятия по направлению к братской могиле концентрованного капитала, и родственники жертв банковских крахов, и присные обанкротившихся пионеров промышленности не могли особенно восторгаться переменой своего существования. Новый уклад бытия казался им тяжким, перспективы были мрачные, политический режим, связывавший личную инициативу этих отщепенцев погибавшего патриархального быта угнетал их сознание, времена давно прошедшие казались им золотым сном, настоящее, было не верно и действительность слишком зыбкой, неустойчивой и неприятной, чтоб не подлежать скорому исчезновению. Они его призывали. Люди активного характера стали революционерами, пассивные, созерцатели пустились в мистику или в искусство. Если вспомнить, как они учились и какой преувеличенно филологический характер носила гимназия александровской эпохи, легко себе представить, что за характер имели литературные вкусы молодых поэтов того времени.