Николай Лесков - Святой остаток

А сосенка стонала внизу у земли, среди теней и цепких трав:

– Не верю! Не верю!

Но в том стоне были не одни земля, тени и цепкие травы: в нем была тоска по синему небу и солнцу, и звездам, навсегда скрытым от маленькой искалеченной сосенки…»

Конечно, это сказка.

Но в ней слышна какая-то другая тоска, какое-то другое глубокое горе. То горе бедных людей, ползущих по земле, в вечных тенях и цепких травах. То тоска по Неведомому Богу, по белым кротким ангелам, по широкому горизонту – среди постоянных потемок.

…И хочется мне сказать всем верующим людям: дети, молитесь за ползущих по земле людей!

– Спасибо! – встал со своего места «профессор». – Спасибо вам. – И, помолчав немного, прибавил: – Сегодня вы хорошо говорили. Так же хорошо, как вчера хорошо сделали. Спасибо вам!..

– Не за что! – ласково ответил утомленный отец Георгий.

– Я сам тоже благодарю. Понял очень мало, но немного понял… В другой раз приду говорить. Хорошо будет?

– Хорошо, хорошо, Измаил. Пожалуйста, приходи!

Отец Георгий с матушкой пошли проводить гостей до калитки. Ночь уже давно стояла над миром.

– Как хорошо! – сказала матушка.

– Да… и как все это теперь кажется мне ново, – задумчиво отозвался «профессор».

– Спокойной ночи!

– Спокойной ночи!..

Калитка захлопнулась. Отец Георгий и матушка возвращались в темные с белеющимися окошками комнаты.

– Ты устал, Гора? – заботливо спросила матушка.

– Устал, Ниночка! Устал, моя милая! Но… как хорошо!..

– Да, Гора… И мне хорошо!..

Дня через два, в обеденную пору, к батюшке пришел церковный сторож Власич и принес от «профессора» письмо.

– Прохожу около ейного дома, а он сидит у себя на скамейке около ворот и это письмо держит в руках. Подойди сюда, любезный! – говорит. Подошел я, а он письмо мне в руки и говорит: снеси, отдай матушке иль хоть батюшке.

Письмо было адресовано на имя матушки. Распечатали.

«Глубокоуважаемая и родная Нина Константиновна! – писал «профессор». – То, что происходит сейчас у меня в душе, так необычно, что надеюсь – вы простите меня за это странное письмо. Пишу я вам потому, что не писать – не могу. Потому что вся моя душа растворилась, как река в половодье, от того тепла и ласки, которые я впервые познал в вашем доме. Пишу именно вам, потому что писать – отцу Георгию – неловко, потому что я чувствую, что вы скорее поймете меня. Вашим святым женским глубоким сердцем. Пишу я вам, что я – счастлив. Пишу я Вам, что я прозрел и увидел солнце и небо, и звезды. Увидел Бога и пока неумело, как маленькое дитя, стараюсь стать перед Ним на колени… Сколько у меня сейчас света на душе, сколько тепла! Будто сейчас не конец лета, а начало весны, и будто я только что вынул вторые рамы, и ко мне ворвалась золотая, милая весна… Боже, как хорошо! Как птичка весною, я благословляю в своей душе все и всему пою радостную весеннюю песню. Как хорошо! Боже, как хорошо!..

Я не могу прийти сейчас к Вам, потому что мне нужно быть самому с собой. Вы поймете меня. Но мне хочется поделиться с Вами своей радостью, и вот я пишу. И хочется еще сказать Вам, родная, глубокоуважаемая Нина Константиновна: Вы – милая, святая женщина. Вы – та великая «молчальница», которою до настоящего времени держался мир в своих лучших проявлениях. Если священник должен быть женат, то только на такой женщине, как Вы… Простите за нескладицу. В моей душе сейчас – весенний хаос.

Преданный Вам Михаил Ивин».

Матушка прочитала письмо и – перекрестилась:

– Слава Богу! Как хорошо!

– И все, что он писал здесь, – правда. И правда то, что он писал о тебе, – промолвил отец Георгий и посмотрел на жену долгим благоговейным, любящим взором…

Вечером отец Георгий зашел к «профессору». Они просидели далеко за полночь – на веранде, с распахнутыми настежь окнами. Говорили о Боге, Которого недавно познал «профессор». Говорили просто, как говорят вообще о необходимых, обыденных предметах. Потому что оба понимали, что Бог так же необходим человеку, как жилище, одежда и пища. К тому же смутно чувствовалось, что пройдет эта жизнь и потеряют свое значение жилище, одежда, пища, и только один Бог будет нужен душе…

– Я долго думал над вашими словами, над вашим способом искания Бога, – говорил профессор. – И в конце концов я согласился с вами. В былое время мы искали Бога слишком далеко, на каких-то воздушных высях. И не находили. А Бог был так близко, что стоило только протянуть руки, чтобы осязать Его, чтобы познать, что Он есть…