Василь Быков - Цена достоинства

Как-то сидя в доме Ожешко, он прочитал в "Новом мире" воспоминания генерала Горбатова, его поразил не столько рассказ генерала о нелегкой военной карьере и фронтовых подвигах, сколько скупое сообщение, что он не пьет. И не пил никогда. Удивленный такой неординарной новостью, Карпюк сунул журнал в карман и, не заходя домой, сел в московский поезд; назавтра утром уже был в Москве. После долгих переговоров с дежурными Генерального штаба раздобыл адрес генерала Горбатова, жившего возле Никитских ворот, и час спустя позвонил в дверь его квартиры. Уже предупрежденный из Генштаба, генерал впустил приезжего, Карпюк вежливо представился: белорусский писатель, ветеран войны. Усадив гостя за маленький столик, хозяин вынул из шкафа граненый графинчик. Карпюк сурово напомнил, что в журнале генерал написал, что не пьет. Оказалось, что в самом деле не пьет, а графинчик для гостя. После этих слов гость вскочил, радостно пожал генеральскую руку, сообщил, что также не пьет. И тут же изложил проект, с которым приехал в Москву. "Во всех странах мира имеются общества трезвенников, а у нас нет. А между тем вред от повсеместного пьянства... и т. д. Поэтому необходимо обратиться к общественности с письмом, подписанным авторитетными людьми, как вы, я, и создать общество. Текст письма уже готов. Вот, можете прочитать".

Несколько ошеломленный, генерал прочитал текст и тяжело вздохнул. "Дело хорошее, - сказал он. - Но кто подпишет? Среди моих знакомых генералов-трезвенников не имеется. Может, среди писателей?"

Карпюк задумался. Конечно, он понимал, что двух подписей для столь ответственного обращения недостаточно, придется искать третью. Но найти трезвенника среди писателей тоже было проблемой. И вдруг он вспомнил Алеся Адамовича, обитавшего в то время на каких-то курсах в Москве. Распростился с генералом и побежал по Москве искать Адамовича.

Он искал его весь день до вечера, объехал все литературные редакции, обзвонил знакомых. И наконец выяснил, что Адамович сегодня уезжает в Минск. Карпюк купил билет на вечерний поезд и, как только тот отошел от Белорусского вокзала, принялся за обход вагонов. Он их обошел все, заглядывая в каждое купе, и возле Смоленска, наконец обнаружил спящего Адамовича. Тот выслушал его предложение и заявил:

"Я готов вступить в ваше общество. Но только с условием развалить его изнутри". И перевернулся на другой бок продолжать прерванный сон. Карпюк обругал Алеся и вышел из вагона. Утром приехал к Горбатову и сокрушенно поведал, что третьего трезвого человека в России найти не удалось. Так благородное общество и не было создано. Ни тогда и никогда больше.

Между тем на просторах нашей великой Родины во всю ширилась идеологическая борьба с недавно обнаруженной напастью- "идеологическими диверсантами" и их хитроумными происками. Как водится, прежде всего в искусстве и литературе. Гродненщина, как и Белоруссия в целом, разумеется, не могла оказаться на обочине этого важного дела. Партийные органы проводили многочасовые бдения по поводу "искривления линии партии на местах", разоблачали происки зарубежных разведок в неустойчивой среде местных литераторов. Какие бы мероприятия ни осуществлялись в Гродно, какие бы вопросы ни обсуждались, в итоге с роковой неизбежностью все сводилось к разоблачению вредных произведений Быкова и Карпюка. Будучи беспартийным, я по возможности избегал проработочные мероприятия, коммунист Карпюк избежать их не мог. И даже иногда пытался выступать, оправдываться, что вызывало гнев и ярость местных партийных бонз, привычно требовавших "признать и покаяться". Карпюк упрямо не хотел ни признавать, ни каяться А подчас пытался обвинять.

В центральных газетах появилась директивная статья начальника ГлавПУРа Советской Армии генерала Епишева, где тот кроме русских писателей (Евтушенко, Вознесенского, Аксенова) подвергал политической критике и белоруса Быкова. Местные парторганы тут же подхватили зубодробительные пассажи главного армейского политрука и организовали широкое их обсуждение. На одно из них пригласили Карпюка, я был где-то в отъезде. И вот после выступления многих функционеров и активистов партии, исполненных глубокой признательности генералу армии за его партийно-научно-военный анализ порочных произведений этих "писателей", слово было предоставлено Карпюку. Поднявшись на трибуну, тот произнес всего одну фразу: "Если Епишев генерал, то пусть командует своим войском и не лезет в литературу". 3ал ответил возмущенным ропотом. Некоторые прямо угрожали, и я вскоре понял, что эти угрозы далеко не напрасны. Логика напряженных отношений требовала перехода к делу.