Валентин Черных - Женщин обижать не рекомендуется

И муниципалы перестали делать поборы возле универсама. Но Нугзар предупредил меня:

-- Спасибо, но не надо больше. Теперь с других берут больше. Они на меня держат обиду, хотят, чтобы я тебя уволил.

-- Это совет глупых людей, -- сказала я Нугзару.

-- Они не глупые, они опасные, -- возразил Нугзар.

-- Глупые! -- не согласилась я. -- Умный, прежде чем взять на работу или уволить, все узнает о человеке. Если меня уволить, вреда будет еще больше.

-- Почему?

-- Пусть они сходят в школу и все про меня узнают.

Я знала, что обо мне скажут в школе: она тихая, но не гнется, лучше с нею не связываться. Я вошла в конфликт с директором школы, он больше занимался коммерцией, чем процессом обучения. Директор не заключил со мною контракта, я подала в суд. Директора уволили, а я осталась.

Через несколько дней Нугзар подошел ко мне с предложением.

-- Эти неглупые люди все про тебя узнали и предлагают, чтобы ты заняла место Ахмета. У весов стоять не будешь, а получать будешь в десять раз больше.

-- Спасибо, но я временный работник. Я через два месяца уйду, а Ахмет работает круглый год.

-- И ты работай. Будешь получать в двадцать раз больше, чем учительница. Сейчас и профессора торгуют.

Я добилась своего: с меня не стали брать поборов, и я могла торговать, не обвешивая и не обсчитывая.

-- Я тебя буду ждать, -- сказал Нугзар, а шалаву возьму временно.

Я поблагодарила Нугзара еще раз и поехала в госпиталь Бурденко, где, по моим расчетам Гузман уже должен был закончить операцию.

Гузман пил чай в своем кабинете. Он налил мне чай в чашку из тонкого фарфора, хорошего английского чая с бергамотом.

-- Как мать? -- спросил он.

-- Здорова.

-- Агрессивна по-прежнему?

-- По-прежнему.

-- Русские женщины хороши в обороне -- не сдаются и не предают. Но они так привыкли защищаться, что, когда наступит мирное время, не могут перестроиться.

-- Илья Моисеевич, но ведь у вас жена тоже русская.

-- Но моя жена из великих русских женщин!

-- А вы знаете, как бы она повела себя, узнав о вашей измене?

-- Знаю, -- сказал Гузман. -- Лет десять назад у меня был роман, небольшой, на полгода, так она мне только недавно сказала, что знала о нем.

-- Знала десять лет и не проговорилась?

-- Да.

-- Тогда она действительно великая женщина.

-- Конечно. Я ее так и зову: Евдокия Великая.

-- А что с отцом? -- перевела я разговор, заметив, что Гузман посмотрел на часы.

-- Травма позвоночника, не опасная. Я не исключаю того, что после несложной операции он встанет на ноги. Но сегодня ему уже сделали томографию мозга и обнаружили опухоль. Я вначале думал, что врачи ошибаются, он проходил у меня через томограф полгода назад. Поехал, посмотрел сам. Опухоль есть. Перед этой катастрофой он три месяца провел в Бразилии, процесс, вероятно, только начался, солнце могло активизировать его: он же никогда не прикрывает голову. Если это злокачественная, то последствия могут быть самые разные.

-- Какие?

-- Иногда одной операцией не обходимся. Бывают и две, и три, и пять. А сердце у него... Ты же знаешь, у него был инфаркт.

Об инфаркте я ничего не знала.

-- Так что, если ты собираешься ехать отдыхать, лучше тебе все отложить. Может, придется выхаживать.

-- Операцию будете делать вы?

-- Обычно хирурги стараются не оперировать родственников и друзей. Посмотрим. Я знаю только одно: Иван надолго вываливается из тележки.

-- Он знает об этом?

-- Да. Я ему сказал.

-- А что он?

-- Ничего. Попросил сигарету.

-- Я бы тоже закурила.

Это была уже пятая сигарета за день. Мы с Гузманом выкурили по сигарете.

-- Не затягивайся, когда куришь, -- порекомендовал Гузман. -- Это называется быстрое курение, которое наносит удар по сосудам сердца и мозга. Курить, как и жевать, надо медленно, получая удовольствие и не нанося вреда.

Ни Анюты, ни матери дома не оказалось. Я приняла душ и проспала до ужина. Мать явно хотела что-то сообщить, ожидая вопроса, как у нее прошел день. Она любила рассказывать с подробностями. Я не спрашивала. Наконец, она не выдержала и сказала:

-- Я взяла билеты, выезжаем через три дня.

Сама виновата. Могла сказать ей, что не еду с ними, раньше. Теперь, пока не будет сдан мой билет, я двое суток буду выслушивать упреки. И все-таки надо начинать этот неизбежный разговор.

-- Извини, я задержусь на неделю.

-- Я бы тоже задержалась, -- тут же включилась Анюта. -- И вообще, мне ваша деревня вот так настоебенила.

Мать отложила вилку.

-- Что за выражение? Это же подзаборный мат!..