Владимир Чивилихин - Пестрый камень

Получил твое письмо, посланное на Сарысу. Лавинщики сразу же переадресовали его на Араголь, и оно как-то очень быстро оказалось у меня: мои земляки спускались вниз с отчетом и принесли почту. Можешь представить мою радость, будто живой водой спрыснули!

Хлопцев я провожал до самого спуска. Посоветовал им идти острой хребтинкой, на которой выдувает почти весь снег и обнажаются большие пестрые камни. Ребята объяснили, что по-киргизски Чаар-Таш как раз означает "пестрый камень", а этим путем они всегда ходили.

К счастью, установилась изумительная погода - небо было чистейшее, солнце жарило немилосердно. Иногда только налетали снизу бешеные ветры. Рванет, и тяжелая дощечка на дальнем флюгере займет почти горизонтальное положение. За ребят я очень переживал - на спуске круто, могли быть лавины из свежего снега. К тому же такое солнце! Лучи его проникают довольно глубоко, оплавляют там лежалые зерна и создают горизонт скольжения для так называемых инсоляционных лавин.

Однако все обошлось благополучно - мои кубанцы на станции, а у меня в руках твое письмо. А ты, наверное, уже получила пакет с моими посланиями, снова удивилась, знаю, тому, насколько я легок на подъем; но поняла ты или нет, что у меня не было другого выхода? Осуждай не осуждай, а я тут, и нелегкую здешнюю обстановку ты полностью представляешь.

Пока держусь на уровне, даже начал заниматься, выгадывая каждый получас. Грызу науки, ведь мне никто не мешает - у меня тут отдельная комната. Исхожу из твоего желания, моей стратегической цели, а также из необходимости - ведь управа, назначив меня начальником станция, рассчитывает на мою работу хотя бы в течение нескольких лет и все равно заставит учиться - гидрометеорологии или географии; это две наши основные науки, без знания которых у нас много не наслужишь. Да, кстати, я где-то у тебя оставил книгу "Полупроводники в аппаратуре связи". Пришли, пожалуйста, она мне позарез нужна!

Вчера приладил сбоку стола небольшие тисочки и делаю обещанный нож. Ручку затеял в виде змеи, обвивающей дерево, а из пасти - узенькое жало-лезвие. Хорошо получается! Чтоб носила ты этот стилет, как испанка, на всякий пожарный случай, за пазухой.

В буднях дежурств было немало всяких событий - хороших и не очень. Скажу о последнем. Когда ребята ушли в Араголь, а Олег спал после ночной вахты, случилось происшествие. Рвануло снизу, ветродвигатель завизжал, и я выбежал наружу, чтоб остановить его. Остановил и уже спускался по лестнице, но вдруг меня качнуло ветром, а капюшон задело за оттяжку, которую какой-то идиот окрутил колючей проволокой. Я упал и ударился головой. Дома нащупал приличную дыру в шкуре - сантиметра четыре длиной. Бинтов не нашел, вылил на голову ампулу йода, и на том врачевание закончилось. Теперь там все запеклось и малость болит, так что я сейчас немножко "бедный", можешь меня пожалеть.

Снова перечитал твое письмо. Наткнулся на строчку, которой сначала не придал значения. Ты пишешь, что собираешься перейти в Акширякскую партию, где "неплохие ребята", а за одного, "холостого, с 1935 года", ты даже боишься: как бы он не влюбился в тебя! Зачем ты все это мне пишешь? Я понимаю, вы оба геологи, будете вместе, и тебе не прядется ждать целую зиму. У него, наверно, к тому же нет замусоленного лыжного костюма и подмоченной репутации, как у меня. И все же я не допускаю мысли, что ты можешь скатиться до практицизма такого сорта, и верю в твою абсолютную неспособность стать предательницей.

Приводил в порядок документы станции - ведь все тут на моей шее повисло. Подбивал до копеечки подотчетные суммы, всякие амбарные книги шерстил, акты на списание и приемку. Раскопал кое-что хорошее. Прежде всего, у меня есть теперь карта с обозначением снегомерных пунктов. Они разбросаны в 10-15 километрах от станции по окружности. Потаскаюсь я эту зиму по горам! И еще у нас обнаружилась библиотека, но только почему-то в сарае, полностью занесенном. Решил добыть книги любым способом. Попробовали докопаться до дверей, но это очень большая и тяжелая работа снег слежался. Я принял решение разобрать часть крыши, весной покроем. Книг оказалось много. Не все, конечно, хорошее включается в обязательные комплекты, попадается такое, что нигде не находит сбыта, но для нас и это хлеб. Много журналов за прошлые годы. Чтиво есть!

Правда, это лишь для меня событие, а ребятки мои таскали книги, как дрова. Ни один даже не поинтересовался, что мы добыли. У них какой-то скотоподобный образ жизни: еда, сон, работа. Они еще не знают, что наша зимовка - это та же барокамера на четверых, не понимают, что в нашем положении чем-то надо заниматься с пристрастием, иначе вообще не выдержишь или, что всего вероятнее, превратишься в животное. (Пример тому - мой начальник в Саянах.) И вот я вечерами теперь экспериментирую - читаю им вслух. Начал с фантастики. И маленькие рассказики про космос пошли за милую душу, потом стал читать им о том, что, где и когда открыли археологи, нашел в журналах смешные анекдоты о Марке Твене. Кажется, клюнули: расспрашивают, листают журналы. Перестали валяться в верхней одежде на койках, ежедневно умываются. Вовка первые дни к делу и без дела заворачивал трехэтажным матом. Я его один раз попросил, второй раз предупредил, а в третий довольно чувствительно хлопнул по животу и сказал, что напишу матери. А она у него одна осталась, живет плохо, и Вовка ее очень любит. И вот, знаешь, после моих воспитательных мер, по стилю шутливых, а на деле серьезных, я уже не слышу ничего такого. Победа!