Татьяна Алферова - Алмазы - навсегда

Старик говорил все медленней, с явным трудом поддерживая себя в вертикальном положении на диване.

- Как странно, что я перепутала, - задумчиво пробормотала Шари, обычно, если я что-нибудь запоминаю, то уж насмерть. Вероятно, мне неправильно рассказали. Господин Генрих, пройдемте в мою внутреннюю комнату, я должна вам показать еще одну шкатулку, вы не забыли, что сегодня особенный день? А может быть, и последний такой день. - Она встала и, поддерживая учителя, увлекла его в другую комнату.

- Да, милое дитя, мое любимое дитя, самое особенное из всех моих учеников, может быть это и последний день, - старик бормотал, как прежде Шари, но на середине дороги пришел в себя. - Куда ты ведешь меня, детка? Я отчего-то засыпаю на ходу. Только не сажай меня в мягкое кресло, тогда я точно усну, что же это со мной происходит? Да, мы говорили о кольцах. Подобное кольцо принадлежало одному русскому князю, который совсем недавно умер в Париже, бедняжки, они все отчаянно страдают от ностальгии. Но то кольцо было так же использовано, еще прадедом князя, который и не князем был, а мурзой. Русская царица дала ему титул, лишив за то вкуса к жизни, и бедный татарин отравил сам себя, хотя разумней было бы....

Старик привалился к спинке кресла, рот его приоткрылся, он тихо, заговорщицки, захрапел.

Девочка некоторое время смотрела на спящего с изрядной долей нежности и любопытства, потом заговорила негромко, слегка нараспев, не делая пауз между предложениями, иногда перескакивая с одной мысли на другую совершенно естественно, как будто это было заранее условленно меж ними: не говорить связно.

- Я люблю вас, господин Генрих, не за тот белый порошок, который вы украдкой подсыпаете мне в капли, хоть мне от него и делается весело и легко. Я хочу, чтобы вы оставались со мною всегда, чтобы вы приходили всегда. А отец сказал, что после сегодняшнего дня я вас больше не увижу, и сегодня-то - только в честь моего дня рождения... Они хотят арестовать вас, я поняла, сколько бы отец ни говорил о вашем скором отъезде. Если бы не господин Габор. Он жил в Париже. Ему лет сто, не меньше. Может быть, я и напутала с цветом алмаза. Отец принимает господина Габора чаще прочих визитеров, ему лестно, что тот из старинной семьи. Отец расстраивается из-за собственного происхождения, как будто это имеет значение. Да господина Габора давно бы убили, если бы не наше покровительство. Я знаю, они удивляются, что я получилась такая, понятно, если бы мы были настоящими аристократами, тогда не обидно, аристократы все вырожденцы. Но, кстати, о маме я почти ничего не знаю. А капли я украла у Жужи, это оказалось очень легко. Я накапала вам сорок капель, мне капают всего по пять, когда я нервничаю; сорока, я думаю, хватит, чтобы вы проспали все то время, которое мне нужно для исполнения задуманного. Этот господин Габор рассказал, как в Париже чуть не поймали одного барона, то есть, не известно, барон он был или нет, но он воровал алмазы у тех, у кого они были, и когда его подкараулили, не помню как, он просто исчез, чтобы потом объявиться в Ницце, но там уже знали все, и там ему не повезло, он почти ничего не украл. Ваше кольцо с голубым алмазом. По кольцу барона и узнавали. Говорят, он менял внешность, но кольцо оставалось, оно не снималось с пальца. Если бы не голубой алмаз, пусть был бы простой, белый, как вода, барон легко бы обманул их, но он не мог добровольно расстаться с камнем, такой камень дороже жизни, я могу это понять, вы тоже мне дороже жизни. Все, что вы рассказали о русской графине, я слышала, но совсем, совсем по-другому; господин Габор - вы уже догадались, в чем он вас подозревает? - рассказывал. На самом-то деле, абсолютно безразлично, правду вы говорили или нет, потому что я хочу, чтобы вы остались со мной, и если кольцо помехой тому, то кольца не будет. Они не посмеют, кольцо единственная привязка. Алмаз отца - вот он, уже не в шкатулке, а в вашем жилетном кармане, я сразу заметила, вам было не устоять, - я положу на место. Тоже доказательство, что вы знали и не взяли, что вы не тот, за кого они вас принимают, они ошиблись. А если, вы останетесь в моей комнате на неделю, если получится, тогда мы сможем разговаривать всю неделю. Но лучше по-старому: вы рассказываете, а я слушаю. А то уж очень голова гудит от собственного голоса. А если не на неделю, а навсегда? Отец не будет возражать. Он мне никогда не возражает. А если не отец, то больше и некому, они же все его боятся, ну, вы знаете. Сейчас, одно мгновение, немного придется потерпеть, конечно. Но вы спите, так что не страшно. Проснетесь, а все уладилось. Алмазом придется пожертвовать, я его спрячу. Знаете где? Там, где я все прячу, не найдет никто. А мне и не надо доставать, достаточно того, что я знаю, где. Брошу в Тису, слышите, она журчит под самым окном. Сейчас, мой дорогой, я быстро, не бойтесь.