Евгения Чуприна - Дурак

Венечка: Почему?

Мадам: Потому, что должен быть третий путь... Для оригиналов.

Венечка: Но быть оригиналом - это так серо...

Мадам: Ты напомнил про серость, так мне сразу пришел на ум Достоевский. У него в романе была такая ситуация: две женщины, одна порядочная, а другая - Настасья Филипповна. Не могли поделить одного идиота.

Венечка: Похоже. Но если я идиот, то только потому, что добровольно остаюсь в этом аду.

Мадам: (Живо). О, это Сартр, "У(C) кльо".

Венечка: Только не по-французски, я с работы...

Мадам: Ескюзе муа.

Венечка: ... и к тому же это не столько Сартр, сколько Набоков.

Мадам: "Лолита"?

Венечка: "Лилит".

Мадам: Ты меня запутал. При чем тут Набоков? Сартр - более крупный писатель, потому что он француз!

Венечка: Ну, тогда ты - старая лесбиянка!

Мадам: Нет! Нет! Ты не правильно понял Сартра! Зачем так буквально? Я, конечно, современная женщина, я сочувствую феминизму, но не до такой степени, чтобы связаться с этим кефиром! Уж лучше пусть меня упрекнут в банальности!

Венечка: Мерси!

Мадмуазель: Что?

Венечка: Ничего, это пробурчал мой желудок. Но кто его слушает?

Появляется Эльза, собирающая бутылки. Она деловито оглядывает пространство возле скамейки, но ничего не находит. Это ее удивляет и беспокоит.

Мадмуазель: Еще неизвестно, может быть, вовсе нет никакого ада.

Мадам: Нет? (Указывает на зал) А это что?

Мадмуазель: Ой, сколько публики!.. (Приседает в реверансе, позирует, жеманничает, хочет сорвать аплодисменты). Милые! Я вас люблю!

Мадам: Но зачем же мы тогда живем?

Мадмуазель: (Поет) Мы все живем для того, чтобы завтра сдохнуть!

Венечка: Завтра, завтра, не сегодня - так лентяи говорят.

Мадам: Мы умрем, тела наши заберет с собою смерть, вот, что-то вроде этой женщины (указывает на Эльзу), но, разумеется, немножко краше. Хуже просто некуда. А души вылетят в трубу. Умрем - опять начнем сначала. И повторится все, как встарь: ночь, ледяная рябь канала, аптека, улица, фонарь.

Венечка: Красный!... как у фотографа.

Эльза: (Неожиданно ясным голосом). Венечка, ты сегодня будешь пить, или нет?

Венечка: Ну, подожди немного, не видишь, я с женщинами разговариваю!

Эльза: Вот это? Женщины?

Мадам: А кто тут еще женщина, ты, что ли?

Эльза: Ты что, Венечка, уже пил? А почему бутылки полные? (Ищет). Где ты их спрятал? Если сам хочешь сдать, так и скажи. А я пойду и сдохну с голоду.

Венечка: Ну-ну, не надо. Вот тебе бычок.

Эльза: (Нюхает). А, драпчик. Дай сюда. (Уходит).

Мадмуазель: В какую еще трубу? Души - и в трубу?

Эльза: (Уже из-за кулис) В какую? Известно в какую, в канализационную!

Мадмуазель: А если я не хочу? (чуть не плачет).

Венечка: Девочки, вот я смотрю на вас и думаю... вы случайно не бутылки?

Мадам: Да. И лучше, чтобы ты про это знал.

Кефир громко ревет и отворачивается.

Венечка: Ты, понятно, вино... (Принюхивается) Ох, какой букет!

Мадам: Естественно. А вот она - кефир. Пусть проваливает к своему Васисуалию Лоханкину!

Венечка: (Целует ручку) Какая эрудиция!

Кефир: (Сквозь слезы) Всем кефир нужен!

Мадам: Допустим. Но мы - не все. Мы - элита. Мы - квинтэссенция общества.

Мадмуазель: Но я не вижу в употреблении кефира ничего, унизительного для человеческого достоинства!

Мадам: Но и героизма в этом мало. Венечка, как ты думаешь, Ницше пил кефир?

Венечка: Он как раз мог бы. На больную голову. А не кефир, так йогурт. Почему бы нет?

Мадам: Тогда оставим эту тему.

Мадмуазель: (Внезапно) Ну, выпей меня, выпей, не то я потеряю веру в любовь, в Бога и в человечество!

Венечка: Да я бы с удовольствием, но вы же еще того-с... не открыты. Мне неудобно будет вас оставить, когда это случится.

Мадам: (С сарказмом) Неудобно на потолке спать без присосок.

Мадмуазель: (Вешается на шею) Так и не оставляй!

Венечка: Если вы так настаиваете, то я не виноват.

Мадам: Ничего себе, ситуация. У меня такое впечатление, что вся мировая литература объединилась против меня в каком-то апофеозе пошлости! Как вырваться из этого печатного плена в какую-нибудь непечатную область? Я могла бы решиться на философское самоубийство, но у меня нет денег на рекламу. А если убить себя в сентиментальном стиле, то я же умру, и меня не станет! Да к тому же с модой на грубый натурализм, придется внутренности раскидать на два квартала... а я женщина все-таки. Венечка, скажи мне, дитя мое, ты некрофил?

Венечка: Нет, я - профессионал!

Мадам: Да, убивать себя не следует. По крайней мере, до того, как я реализуюсь. То есть, надо, чтобы меня все-таки выпили. Банально это или нет, тонко или не очень, но в своем поиске нестандартных решений все-таки нельзя упускать из виду смысл жизни...