Наталья Давыдова - Любовь инженера Изотова

- Нефтеперерабатывающий завод не может без реки, - отвечал Андрей Николаевич, и в его голосе звучали знакомые Тасе нотки восхищения, когда он говорил о своем заводе. Эту черту Тася особенно любила в Терехове. Какими бы громкими словами ни говорил Андрей Николаевич о заводе или о химической промышленности, его пафос был всегда искренен.

Зоя внимательно и серьезно слушала, что говорил ей Андрей Николаевич, слегка покачивая ногой в узкой туфле. Она производила впечатление немного ленивой, неповоротливой и даже мечтательной женщины. Она то отдавала короткие капризные команды: "хочу курить", "откройте форточку", "быстренько попить", то разговаривала дремотным, ленивым голосом, сидела развалясь, размагниченная, и только по случайным, быстрым, настороженным взглядам, которые она исподтишка бросала на Тасю, было ясно, что она вполне мобилизована, а все это небрежное и ленивое лишь манера держать себя, кокетство.

- Сколько вам лет? - спросил Терехов.

- Двадцать два, - ответила Зоя, - я в семнадцать лет вышла замуж.

- Черт возьми, - с восторгом сказал Русанов.

- Ну хорошо, - сказал Андрей Николаевич тоном, каким продолжают начатый разговор, - ну хорошо, а скажите-ка мне, что у нас завтра за день?

- Не знаю, - ответила Зоя.

- Завтра что? Завтра воскресенье, никто не работает, - продолжал Андрей Николаевич.

- Разве завтра воскресенье? Я даже не знала. - Голос Зои был ленивым и сонным.

- Теперь вы знаете.

- Теперь знаю, ну и что?

- У меня предложение, - весело объявил Андрей Николаевич, - давайте завтра, в этом составе, в Химки.

У Андрея Николаевича было веселое лицо, его веселые глаза смотрели на нее, на Зою, на всех. Он веселился.

- А что нам мешает? - спросил Терехов. - Тасенька, твое мнение.

- В Химки, - протянула Зоя.

- Я из вас самый молодой, - сказал Андрей Николаевич, налил себе рюмку вина и выпил за красоту, ради которой мужчины совершали и будут совершать безумства.

- Надо вызвать такси, - сказал Русаков.

- Придется, - согласился Андрей Николаевич. - А может быть, пешком? Когда я был мальчиком-градусником, я мог ходить сорок километров в день и не уставал. А теперь из-за машины разучился ходить. Толстеть начал.

- Что такое мальчик-градусник? - осведомилась Зоя.

- Ну, это длинный рассказ, - он подавил зевоту. - Хронически не высыпаюсь. А если я высплюсь, я очень добрый и хороший человек.

Тасе показалось, что эту фразу он уже когда-то говорил.

- Тасенька, ты на меня сердишься? - прошептал ей на ухо Терехов. - Ты ревнуешь меня к ней? - он презрительно кивнул в сторону Зои.

- Нет, нет, нет, - прошептала Тася. - Не сержусь, не ревную.

- Ты же у меня умница, - проговорил Терехов. У Таси было такое лицо, Андрею Николаевичу стало жаль ее. - Ну что ты, ну что ты, - с беспокойством повторял он, глядя в ее лицо.

- Ничего, ничего нет.

- Ну и прекрасно, - с облегчением произнес Андрей Николаевич. - Что там с такси? - спросил он Русакова. - Будет, не будет? Вот Москва, честное слово, все здесь сложно.

- Уж и Москва ему не нравится, - лениво проговорила Зоя.

Тася вышла в прихожую, сняла с вешалки пальто, открыла массивную входную дверь, медленно спустилась по лестнице, вышла на улицу Горького.

"Ну вот, - сказала она себе, - теперь конец".

- Тася! - услышала она над собой голос Андрея Николаевича. Он догнал ее. - Что ж ты убежала, как маленькая. Я тебя ищу, ищу.

В его голосе были и тревога, и жалость, и нежность.

- Неужели ты не понимаешь, - медленно проговорила Тася. - Я не убежала. Я совсем ушла.

- Если я виноват...

- Ты не виноват, - тихо, с трудом сказала она.

- Вот вы где, вот вы где спрятались, - послышались голоса.

"Больше не могу, не хочу, все", - подумала Тася и быстро пошла вперед. Она оглянулась только один раз, последний. Увидела его растерянное, любимое ею лицо, кепка в руке. Рядом с ним огромная Зоя в огромном пальто.

30

Дома ждали, что Алексей вернется с женой. Готовились и радовались. Но он вернулся один.

Лена все поняла сразу, спросила: "Это конец?" - и постаралась занять Алексея домашними делами. Она говорила, что мать болеет и не лечится, что ей необходимо бросить курить. Рассказывала об очередных неприятностях отца. Еще с детства Алексей помнил эти "папины неприятности", которые грозили ему судом. Сейчас тоже дела шли к суду. Домой Кондратию Ильичу звонил прокурор, и он подолгу разговаривал с ним по телефону. Вешал трубку и кротко сообщал: "Кажется, до суда не дойдет". Иногда говорил наоборот: "Ладно, ладно, на суде разберемся". Это было поистине поразительное спокойствие, выработанное многолетней практикой.