Наталья Давыдова - Любовь инженера Изотова

"Тот бензин" - это была партия высококачественного бензина, которую железная дорога неожиданно отказалась перевозить. Как это случается, что-то где-то не учли, не договорились, не согласовали, и ошибка грозила грандиозным невыполнением плана. Отношения с капризной и своенравной железной дорогой были тяжелыми.

- Железная дорога посмотрела в свой талмуд и не пропустила бензин. А над железной дорогой только один бог, - сказал Казаков.

- Н-да, маршрут был согласован. Такая неожиданность! - ответил главный технолог. Он был всегда серьезен, озабочен и немного всеми недоволен.

- Куда идти, кому жаловаться? - сказал Казаков.

Главный технолог не имел обыкновения поддерживать шутливый тон, говоря о серьезных вещах.

- Вопрос вывоза готовой продукции слишком существен для нас, Петр Петрович, - сказал он своим тихим, бесстрастным голосом, - нам этот бензин слишком дорого стоил...

- Да, уж влетел в копеечку, - согласился Казаков.

- Не хочется, чтобы завод страдал из-за чужого головотяпства, продолжал главный технолог.

Казакову также не хотелось, чтобы завод страдал из-за чужого головотяпства.

- Сегодня будем пробивать это дело.

Он уважал главного технолога и мирился с тем, что старик был занудой и сухарем. Чтобы увидеть старика улыбающимся, надо было посмотреть на него в окружении семьи: Казаков жил с главным технологом в одном подъезде и наблюдал по воскресеньям идиллические сцены "Дедушка и внуки".

Казаков спросил у главного технолога, как поживают его очаровательные внучата, два мальчика семи и восьми лет, форменные хулиганы. Старик улыбнулся.

Автобус остановился у заводоуправления.

22

До остановки на ремонт, то есть до начала реконструкции, оставалось двадцать дней. Оборудование из Куйбышева должно было уже прибыть. Его не было.

Алексей телеграфировал в Куйбышев. Оттуда отвечали: "Отгружено тогда-то". И сообщали номера накладных.

Он звонил на железную дорогу. Там отвечали; "Не прибыло". Обещали выяснить.

Он оставался на заводе допоздна. В сумерках, в сиреневом освещении, в особенной тишине, лучше чувствуешь, как работают аппараты.

Молодой краснощекий механик Митя хотя принадлежал к службе главного механика, к реконструкции каталитического крекинга относился горячо и сочувственно. Он постоянно был на установке. Этот человек вообще чуть ли не жил на заводе.

Был еще на установке старший оператор, рабочий Малинин. Он тоже охотно оставался вечерами с Алексеем. У Малинина, правда, была ревнивая жена, она не сочувствовала реконструкции. Когда она звонила, Малинин передавал Алексею трубку и просил:

- Алексей Кондратьевич, скажите ей что-нибудь.

Алексей выполнял эту странную просьбу, как мог, шутил с ревнивой Калисфенией, сокращенно Калей, рассказывал, что сейчас ее муж делает на установке; и Каля, присмирев, говорила:

- Ну ладно, всегда вы меня заговорите, я и забуду, зачем звонила.

А розовощекий Митя говорил Малинину:

- В принципе, дорогой товарищ, ты глубоко неправ. Ты из нее психопатку воспитываешь. Разве можно строить семью на взаимном недоверии?

- А у нас не взаимное, у нас только одна сторона на недоверии, а другая на полном доверии, - улыбался рослый Малинин, голубоглазый, с пшеничными кудрями, с леноватой такой усмешечкой. Неторопливый, выдержанный человек, физически очень сильный. Про него говорили "смекалистый".

На заводе скупо хвалят, такими словами, как "одаренный", "талантливый", не кидаются, и ходил Малинин "смекалистым". Он непрерывно искал и пробовал новое. Пока это были незначительные изменения, которые Малинин предлагал на своей установке. На большее он не замахивался, не хватало знаний. Установку свою Малинин чувствовал, знал насквозь. В ночные вахты, когда начальство спит, он слегка менял режим, смотрел, что получается. Удержаться от этого не мог. Когда Малинину предстояла ночная вахта, Рыжов заранее бесновался: завод не лаборатория, каталитический крекинг не экспериментальная установочка.

- Ты рабочий или кто? - спрашивал Рыжов. - Может быть, ты член-корреспондент Академии наук?

Малинин усмехался и обещал вести себя аккуратно.

- Рабочий, рабочий я, ничего не трону, пускай себе спокойненько гудит.

- Что это ты называешь "гудит"?

- Да так, все, - неопределенно отвечал Малинин, не в силах дождаться, когда он останется один и сможет подрегулировать по-своему и _посмотреть_, что из этого получается.

Рыжов чертыхался и уходил, а Малинин оставался.