— Что это ты делаешь? — спросила она, когда утенок высунул из воды свою маленькую блестящую головку.
— Плаваю, мамаша.
Курица покачала головой, но ничего не сказала, а ночью, когда все дети спали, сообщила Петру Петровичу о Васиных странных наклонностях и поступках.
— Ну, что там такое! — недовольно сказал Петр Петрович.
Он был в небольшом выигрыше, с удачным результатом читал одной знакомой курочке стихи Верлена, и теперь хотел только одного — спать.
— Да, нехорошо с нашим Васей, Петр Петрович. Плавает.
— Что такое?
— Плавает, говорю. Сядет на воду — и плавает.
— Ну так что же, что плавает? Тебе-то что! Спи! — И Петр Петрович затянул пленками свои бесстыжие глаза.
— А это ничего: плавать-то? — допрашивала значительно успокоенная Курица, она все еще верила в авторитет мужа в вопросах высшего порядка.
— Отвяжись!
— Боюсь, не простудился бы, — нерешительно настаивала Курица.
Петр Петрович рассердился:
— Эти бабы, черт возьми! Дать им волю, так они всякого в мокрую курицу превратят. Ну, плавает, и пусть плавает. Я и сам когда-то плавала прихвастнул Петр Петрович: — а видишь, какой молодец вышел!
Курица вздохнула, но Вася с той поры приобрел полную свободу плавать сколько угодно.
Я и сам не раз присутствовал при его упражнениях и с удовольствием любовался его резвостью и грацией. Он нырял, взбрызгивая воду, копался носом в тине и только на одно жаловался: лужа слишком мала, разойтись негде. Но вскоре устроилось и это: как-то в клубе я встретил Петра Петровича, и он с гордостью мне сообщил:
— Мой-то, мой-то, — каков молодец!
— А что такое?
— На реке уже плавает. Ей-богу! Эх, кабы не года мои, сам бы поплыл: укатали сивку крутые горки.
Если и укатало что-нибудь Петра Петровича, так вовсе не горка, а «железная дорога», но я, конечно, ничего не сказал об этом и только порадовался за Васю.
Юношей он был хорошим, и я многого ожидал от него.
Как видит читатель, здесь не было ничего похожего на распространенные об этом случае рассказы. Ни неожиданности, ни страха, ни суетливого метания Курицы по берегу в виду беззаботно плавающего утенка, — всего, что придает такой несправедливо-комический характер этой истории.
Вася плавал, а родители любовались им, и только разве мать немного беспокоилась в отношении простуды. Да и то, когда ей удалось сделать для Васи небольшой набрюшник, она успокоилась и на этот счет.
Несчастье началось только с того момента, когда вмешался Индюк, о котором почему-то все рассказы тщательно умалчивают.
Не спорю, что важный вид этой птицы, ее сварливый характер и дурацкая самоуверенность отбивают охоту каким бы то ни было путем касаться ее; но когда речь идет о таком важном вопросе, как репутация Курицы, — все подобные соображения и страхи должны быть откинуты. Несправедливо и жестоко взводить обвинения в рутине и косности на Курицу, когда вся вина ее только в слабости ее материнского естества, а истинным погубителем как Васи, так и ее самой является самодовольно-ограниченный Индюк.
Не думайте, что у меня с Индюком есть какие-нибудь свои личные счеты, правда, я не выношу этой птицы, ее грубый и глупый крик приводит меня в негодование, но чтобы у нас были какие-нибудь личности — о, нет!
Однажды, в прекрасное летнее утро, когда Вася плавал, Петр Петрович неутомимо упражнялся в адюльтере, а Курица спокойно и весело штопала его старые носки, — в квартиру явился господин Индюк.
Впоследствии Курица рассказывала, что сердце ее в этот момент дрогнуло от предчувствия, но как бы то ни было, ома радушно встретила неприятного гостя и предложила ему папирос.
— Не курю, — сухо ответил г. Индюк. — Не курю, не пью водки, ничего не читаю, даже скаковых афиш; никого не люблю, ничего не отрицаю и со-вер-шен-но, — он повысил голос и басом буркнул: — не мыслю!
— Да вы что! — умилилась Курица. — Но, может быть, чаю…
— Не пью! Я даже… — и г. Индюк, наклонившись к уху Курицы, что-то шепнул ей и самодовольно расхохотался. — Но к делу, сударыня, к делу. Я пришел поговорить о вашем сыне.
— Что с ним? — ужаснулась Курица и всплеснула руками. — Умер?
— К сожалению, нет. Он жив, но он — плавает.
— Только-то? — облегченно вздохнула Курица. — Ну, и пусть плавает.
— Что я слышу, сударыня! — в свою очередь, ужаснулся Индюк. — Да понимаете ли вы значение этого слова: пла-ва-ет? Садится на воду и — пла-ва-ет!
— Пускай! — беззаботно махнула рукой Курица.
— То есть как «пускай»? Н-не понимаю. Скажите, вы сами когда-нибудь плавали? Ваш муж — плавал? Да что ваш муж — я-то, я, — он ткнул себе в грудь и покраснел, — вы видели когда-нибудь, чтобы я плавал?
Читать дальше