Сергей Довлатов - Соло на IBM

Русскую культуру вместе с Барышниковым представляли шесть человек. Бродский – поэзию. Соколов и Алешковский – прозу. Мирецкий – живопись. Я, как это ни обидно, – журналистику.

Зал на две тысячи человек был переполнен. Зрители разглядывали Барышникова. Каждое его слово вызывало гром аплодисментов. Остальные помалкивали. Даже Бродский оказался в тени.

Вдруг я услышал как Алешковский прошептал Соколову:

– Да чего же вырос, старик, интерес к русской прозе на Западе!

Соколов удовлетворенно кивал:

– Действительно, старик. Действительно…

Высоцкий рассказывал:

«Не спалось мне как-то перед запоем. Вышел на улицу. Стою у фонаря. Направляется ко мне паренек. Смотрит как на икону:

„Дайте, пожалуйста автограф“. А я злой, как черт. Иди ты, говорю…

Недавно был в Монреале. Жил в отеле „Хилтон“. И опять-таки мне не спалось. Выхожу на балкон покурить. Вижу, стоит поодаль мой любимый киноактер Чарльз Бронсон. Я к нему. Говорю по-французски: „Вы мой любимый артист…“ И так далее… А тот мне в ответ: „Гет лост…“ И я сразу вспомнил того парнишку…»

Заканчивая эту историю, высоцкий говорил:

– Все-таки Бог есть!

Аксенов ехал по Нью-Йорку в такси. С ним был литературный агент. Американец задает разные вопросы. В частности:

– Отчего большинство русских писателей-эмигрантов живет в Нью-Йорке?

Как раз в этот момент чуть не произошла авария. Шофер кричит в сердцах по-русски: «Мать твою!..»

Вася говорит агенту: «Понял?»

Рубин вспоминал:

– Сидим как-то в редакции, беседуем. Заговорили о евреях. А Воробьев как закричит: «Евреи, евреи… Сколько этот антисемитизм может продолжаться?! Я, между прочим, жил в Казахстане. Так казахи еще в сто раз хуже!..»

Нью-Йорк.

Захожу в русскую книжную лавку Мартьянова. Спрашиваю книги Довлатова и Уфлянда – взглянуть. Глуховатый хозяин с ласковой улыбкой выносит роман Алданова и тыняновского «Кюхлю».

Удивительно, что даже спички бывают плохие и хорошие.

В Лондон отправилась делегация киноработников. Среди них был документалист Усыпкин. На второй день он исчез. Коллеги стали его разыскивать. Обратились в полицию. Им сказали:

– Русский господин требует политического убежища.

Коллеги захотели встретиться с беглецом. Он сидел между двумя констеблями.

– Володя, – сказали коллеги, – что ты наделал?! Ведь у тебя семья, работа, договоры.

– Я выбрал свободу, – заявил Усыпкин.

Коллеги сказали:

– Завтра мы отправляемся в Стратфорд. Если надумаешь, приходи в девять утра к отелю.

– Навряд ли, – произнес Усыпкин, – я выбрал свободу.

Однако на следующий день Усыпкин явился. Молча сел в автобус.

Ладно, думают коллеги, сейчас мы тоже помолчим. Ну а уж дома мы тебе покажем.

Долго они гуляли по Стратфорду. Затем вдруг обнаружили, что Усыпкин снова исчез. Обратились в полицию. В полиции им сказали:

– Русский господин требует политического убежища.

Встретились с беглецом. Усыпкин сидел между двумя констеблями.

– Что же ты делаешь, Володя?! – закричали коллеги.

– Я подумал и выбрал свободу, – ответил Усыпкин.

Лет двадцать пять назад я спас утопающего. Причем героизм мне так несвойственен, что я даже запомнил его фамилию – Сеппен. Эстонец Пауль Сеппен.

Произошло это на Черном море. Мы тогда жили в университетском спортлагере. Если не ошибаюсь, чуть западнее Судака.

И вот мы купались. И этот Сеппен начал тонуть. И я его вытащил на берег.

Тренер подошел ко мне и говорит:

– Я о тебе, Довлатов, скажу на вечерней поверке.

Я, помню, обрадовался. Мне тогда нравилась девушка по имени Люда, гимнастка. И не было повода с ней заговорить. А без повода я в те годы заговаривать с женщинами не умел.

И вдруг такая удача.

Стоим мы на вечерней поверке – человек шестьсот. То есть весь лагерь. Тренер говорит:

– Довлатов, шаг вперед!

Я выхожу. Все на меня смотрят. Люда в том числе.

Тренер говорит:

– Вот. Обратите внимание. Взгляните на этого человека. Плавает как утюг, а товарища спас!

«Пока мама жива, я должна научиться готовить…»

Критик П. довольно маленького роста. Он спросил, когда мы познакомились, а это было тридцать лет назад:

– Ты, наверное, в баскетбол играешь?

– А ты, – говорю, – наверное, в кегли?

Александр Глезер:

– Господа: как вам не стыдно?! Я борюсь с тоталитаризмом, а вы мне про долги напоминаете!

В Союзе появилась рок-группа «Динозавры». А нашу «Свободу» продолжают глушить. (Запись сделана до 89-го года). Есть идея – глушить нас с помощью все тех же «Динозавров». Как говорится, волки сыты и овцы целы.