Михаил Арцыбашев - Роман маленькой женщины

Только все-таки противное, унизительное ощущение обнаженности ползало под взглядом Хлудекова по всему телу маленькой женщины.

Играла музыка, и вереница людей, с говором, шорохом платьев и смехом, двигалась перед музыкальной эстрадой. Вечер был лунный, и где-то высоко над деревьями и фонарями стояла луна. Но ее не было заметно: фонари блестели ярче и возбужденнее.

Елена Николаевна тихонько двигалась по течению толпы, и рядом с нею молчаливо, одним плечом вперед, чтобы не задевать встречных дам, шагал длинный офицер, с унылым и безнадежно влюбленным лицом.

— Скучно! — капризно говорила девушка. — Хоть бы что-нибудь рассказали… Что вы все молчите.

Длинный офицер весь задвигался и беспомощно оглянулся по сторонам.

Да, что-то сегодня никого не видно… — проговорил он, радуясь своей редкой находчивости.

Елена Николаевна рассердилась с беспричинным и жестоким женским деспотизмом.

А вы думаете, что мне непременно кого-нибудь надо? А вы-то сами?

— Я, Елена Николаевна, ей-Богу… — смущенно пробормотал офицер.

— Ей-Богу! — с досадой передразнила девушка. — Ну, расскажите что-нибудь… Ну… ну, были ли вы влюблены когда-нибудь?

В голосе Елены Николаевны прозвучала тоска: она заранее знала ответ.

— Я?.. я и теперь влюблен, Елена Николаевна… Вы же сами знаете…

— Ну да, знаю, знаю и еще раз — знаю!.. Я не об этом хочу… А раньше?.. Ну, в первый раз?

Офицер мучительно покраснел и даже запутался в полах своей длинной кавалерийской шинели.

— Первый раз?

— Ну да…

— Первый раз, право, не помню… То есть, — заторопился он, перехватив капризное движение девушки, — первый раз… конечно… Я первый раз, Елена Николаевна, был влюблен в горничную… — с мужеством отчаяния закончил он, и все его красное лицо сразу облилось потом.

Елена Николаевна с гадливым любопытством посмотрела на него.

— Разве? — закусив губы и шевельнув бровями, процедила она. — Не много же чести быть любимой вами!

Девушка нехорошо засмеялась, и глаза ее стали злыми.

Офицер обомлел. На его неумном, совсем беспомощном лице, на котором нелепо торчали светлые распущенные усы, отразилась кроткая, горькая обида.

— Сядемте… Мне надоело метаться, как маятник… — коротко сказала девушка, глядя в сторону.

Скамейка была в самом конце сада, где почти не было гуляющих, деревья редели, как на опушке леса, и луна светло стояла над их тонкими верхними ветками. Елена Николаевна сидела утомленно, и капризная скука сквозила во всех движениях ее хорошенькой фигурки, нервно постукивающей по земле кончиком ботинка. Офицер сидел прямо, как жердь, поджав под скамейку длинные ноги в лакированных сапогах.

— Ну, — сердито протянула Елена Николаевна.

— А второй раз я был влюблен… — вдруг точно от толчка выпалил офицер.

— В кухарку? — насмешливо закончила девушка и опять нехорошо засмеялась.

— Н… нет… Зачем в кухарку? — удивленно переспросил офицер.

— Да уж так… для полноты переживаний! — зло ответила Елена Николаевна.

— Нет, Елена Николаевна… не в кухарку…

Что-то такое прозвучало в его лихом ответе, что девушка почувствовала легкое угрызение совести и поглядела на его унылую нелепую фигуру серьезнее и мягче.

— А в кого же?

— Видите ли… Я тогда жил в уездном городе… далеко отсюда… И там была одна барышня… Лиза Чумакова… Она только что окончила гимназию, и… и я страшно любил ее!.. Верите, это в романах так говорится, но я за нее пошел бы в огонь и воду!

— Что ж, она красивая была?

— Я не знаю… По-моему — удивительно красивая!

— Лучше меня? — кокетливо спросила девушка. Офицер не ответил. По его длинному бесцветному лицу скользнула тень.

— Ну?

— Что ж… Елена Николаевна… Об этом говорить не надо! — пробормотал офицер с мучительной гримасой.

— Как не надо? Значит, вы находите меня хуже? — жестоко настаивала девушка.

— Нет… как вам не стыдно!.. Вы… конечно… гораздо красивее… — с болью проговорил офицер и потупился.

И почему-то Елене Николаевне стало бесконечно жаль его и стыдно своей легкомысленной жестокости.

— Я пошутила… Простите, Иван Кириллович! Она тихонько дотронулась до его большой грубоватой руки.

Офицер светло и умиленно улыбнулся.

— Я не сержусь! Разве я могу на вас сердиться? — с теплой дрожью в голосе воскликнул он. — Хотите, я вам все расскажу… Хотя я никогда никому не рассказывал…

Елена Николаевна пригрела его глазами и сама почувствовала, как распускается убогая душа этого нелепого офицера под ее ласковым взглядом. Музыка вдали играла тихо, вокруг никого не было, и луна казалась совсем близкою. Полная и ясная.