Владимир Дудинцев - Между двумя романами

Вот что значит неосторожное слово. Как медведь из басни Крылова - убил булыжником комара на лбу пустынника. Я, конечно, говорю только о медведе, а не о ком-то еще.

Но и это было не всё. К тому времени "Роман-газета" уже набрала и сверстала для своих двух выпусков мой роман. Уже меня сфотографировали для обложки, уже отпечатали контрольный экземпляр... Но это уже другая история.

* * *

И потом после обсуждения мы, оживленные, сидели за ресторанным столом. Кто угощал, не помню. В оплате стола я не участвовал, а каким-то образом все было замечательно оплачено, так что никто и не заметил. Рыцарь оплачивал. Были там Симонов, Михаил Светлов - пьяненький, Александр Альфредович Бек, Юрий Олеша, Сергей Михалков, Лагин был, кто-то вспомнил, Хоттабыч! Лагин обиделся. Есть у него и другие книги. В общем, много народа. Подняли тост за смелого редактора Симонова. Константин Михайлович задумчиво повертел рюмку в руке и поправил: "За редакторские поджилки, которые трясутся". И, как показало время, поджилки тряслись не напрасно.

А пока за пиршественным столом все казалось возможным. Брешь в броне косности и лжи была пробита.

В тот вечер мы много говорили: остроумно шутил Светлов, хвалил автора Сергей Михал-ков. Александр Альфредович развел руками и сказал: "Удивительно, я совсем не завидую!" Дорогой Александр Альфредович! Вот так, в своей особенной манере, вы не однажды защитили меня, но об этом речь впереди.

Пожалуй, пора перейти к самому роману. Как пришел я к мысли написать такую, по тому времени, крамолу.

Глава 2

СОЦИАЛЬНЫЙ ЗАКАЗ

Прежде чем перейду к истории создания и печатания моего "Не хлебом", придется сказать немного о тех специфических условиях, в которых творил советский писатель в то время.

Реакция читателя на новую книгу, как известно, не одинакова. Она может быть и положи-тельной, и отрицательной. Причем положительной и отрицательной с множеством вариаций и оттенков, за которыми порой трудно увидеть, как лег замысел произведения на сердце читателя. И легли вообще. Но в этом многообразии присутствует одна легкоуловимая мысль: нужна ли читателю сама книга, ждал ли ее, торопил ли писателя с его сокровенным словом? Ждал ли? Главное в этом. Подобный вопрос задают себе и сами писатели. Задаю себе и я. Чувствуем ли мы, работая над произведением, ожидание читателя? Чем продиктовано это ожидание? Простым любопытством: что нового скажет автор, как откликнется на злобу дня, чем удивит? Или ожидания другого порядка - душу бередят сомнения, томится она в поисках ответа на вопросы, а вопросы сложные, как сама жизнь.

Значит, книга должна быть ответом на вопрос, может быть, еще не произнесенный. Еще не сформулированный, только смутно тронувший сознание или чувства. И еще: ожидание-то связано с временем. Вчера книга была еще не нужна, тем более - позавчера. Нужна именно сегодня. Я исключаю эту конъюнктуру, у нее своя сфера проявления и свои оценочные критерии. Разговор идет о социальной потребности в книге, в определенной книге.

Как бы я ответил на читательский и собственный вопрос?

Наверное, я наделен каким-то таким чувством: вижу, что мысль, идея, занимающая меня, недостаточно смела, недостаточно ярка по сути, и если я вокруг этой идеи наворочу какой-то художественной ткани, то результат будет прямо противоположным задуманному. В редакции, куда я неизбежно должен буду отнести это сочинение, - его отвергнут. Садиться с таким ощущением за письменный стол нельзя, как бы ни было заманчиво само желание сказать что-то необычное, новое, занимательное по сюжету и мысли.

Я сажусь за стол, когда меня "подпирает" и я каким-то внутренним чутьем угадываю, что "это" увидит свет, "это" нужно и ожидаемо читателем. В такие минуты я поистине счастлив. Работа начинается, и каждая страница приносит душевную радость.

Трижды это чувство не подводило меня: когда писал роман "Не хлебом единым", "Новогоднюю сказку" и - "Белые одежды".

Должен сказать, что еще до романа "Не хлебом единым" были напечатаны несколько моих рассказов в журналах "Огонек" и "Новый мир". А вообще, писать я начал давно. Первое стихотворениe появилось в "Пионерской правде", когда мне было двенадцать лет. Потом пошли рассказы. И уже тогда, по прошествии двух-трех лет моей "литературной работы", начало складываться это чувство предвидения. Начало складываться и постепенно оформилось, вот ведь какая штука! Вместе с тем тогда путь от замысла к воплощению был другим... Я работал корреспондентом газеты "Комсомольская правда", и мое появление в редакциях было частым, обязательным даже. Впоследствии, ругая меня с высокой трибуны за роман "Не хлебом единым" и желая хорошенько пригвоздить, Алексей Сурков точно заметил: "Этот Дудинцев имеет полированное хождение по редакциям".