– А-а, хрен с вами! – сказал Оценщик. – Образно говоря, за компанию и жид удавился!
– Опять вы за старое! – выговорила ему Ольга.
– Ну извините.
– Да нет, пожалуйста…
– Манифест-то будем писать? – деловито спросил Тараканий Бог и по-писарски потер руки.
– Без этого никак нельзя, – ответил ему Оценщик. – И манифест писать надо, и прочее, что полагается, чтобы все было как у людей. Ну, у кого почерк хороший?
Ольга сообщила:
– У нас есть пишущая машинка.
– Во дают! – воскликнул в сердцах Оценщик. – А чего же вы ее не предъявили, когда я оценивал ваше возмутительное имущество?
– Так, на всякий случай. Как сердце чувствовало, что жизнь еще не кончена, что кое-что еще ожидается впереди.
С этими словами Ольга вспорхнула, легкая, как птичка, со своего стула и через минуту водрузила на кухонный стол пишущую машинку. Потом она заправила в каретку лист папиросной бумаги и занесла над клавиатурой нежные кисти рук.
Вера сказала:
– А мое сердце чувствует, что из этой затеи не будет проку. Потому что у нас любые затеи, даже из благородных, дают в результате базар-вокзал.
Я подумал: что-что, а уж это точно. Вот в 1662 году царь Алексей Михайлович Тишайший пошел на прямо революционный шаг ради упорядочения финансов – выпустил медные ассигнации, ходившие по цене привычного серебра, однако князь Илья Милославский, ответственный за эту финансовую операцию, в видах наживы накупил по себестоимости несколько пудов меди и пустил ее в обращение: естественно, курс рубля резко пал, цены выросли, и грянул… Нет, не так…
Около того времени, когда к западу от Смоленска уже оформились все основные теперешние науки, во Франции правил Людовик XIV, король-солнце, дававший в Версале ослепительные балы, в английском парламенте боролись за власть либералы и консерваторы, писал свои комедии Жан-Батист Поклен, взявший себе псевдоним – Мольер, выдвинулась Амстердамская фондовая биржа, вошли в моду накладные букли, камзолы и широкополые шляпы со страусиными перьями – российская государственность переживала тяжелый кризис. Слишком затянулось русское средневековье, а двойная изоляция от цивилизованного мира, то есть православная самоизоляция и обусловленная заслоном неприятельских государств, привела к тому, что расстроилось денежное обращение, запуталась налоговая система, деградировала промышленность и торговля, наконец, Россия была уже необороноспособна и едва отбивалась от не знавших даже огнестрельного оружия крымчаков. Словом, положение державы было настолько прискорбным и беспросветным, что первые Романовы не зря поглядывали на Запад в смутной надежде перенять его свычаи и обычаи. Царь Алексей Михайлович был далеко не глупый человек и отличным образом понимал, что, не приобщившись к западноевропейской промышленности, науке, военному делу – особенно военному делу – Россия рискует утратить самостоятельность, но по скверной русской привычке ему хотелось и честь соблюсти, и капитал приобрести, иными словами, царь и с Западом стремился войти в свойские отношения, и боялся оппозиции бородатых блюстителей древнего благочестия. Посему он выписал из Европы целую команду специалистов, положив им жалование, во много раз превышающее таковое для подданных Российского государства, но жили приезжие немцы в Кукуйской слободе на реке Яузе, как зачумленные, за высоким глухим забором, выпускал придворную газету «Куранты» и устроил театр для августейшей семьи, но завел несколько дел против московских колдунов и на заседаниях думы бранился, как пьяный сапожник, организовал Тайный приказ, который заведовал политическим сыском, соколиной охотой и метеорологическими наблюдениями, основал Славяно-греко-латинскую академию на Никольской, но наверняка подписался бы под словами «Богомерзостен всякий, кто любит геометрию», построил первый на Руси военный парусник «Орел», сожженный Степаном Разиным, завел немецкие золоченые кареты со стеклами вместо слюды, наказывал послам присматриваться к новинкам западноевропейской мысли, и боярин Лихачев доносил из Флоренции о виденной им комедии, где воины в латах рубились, из пищалей стреляли «и человека с три как будто и убили», но запросто казнил на Москве-реке заезжих еретиков. Таким образом, несмотря на уклончивые усилия Тишайшего царя по возвращению Руси в европейское лоно, она оставалась самой захудалой державой на континенте. Однако еще и то печальная истина, что это непременно должно было случиться в данных историко-географических обстоятельствах, и, наверное, переселили австрийцев в пустыню Гоби, они через пятьдесят лет будут гордиться бородами, юродствовать, бояться колдунов и относиться к католикам, как к несчастнейшим из людей.
Читать дальше