Гайто Газданов - Полёт

Лиза и Сережа вернулись только к обеду. Сергей Сергеевич сказал:

— Ну, дети мои, я рад вас видеть — а то я уж начал думать, что я просто импресарио. Представьте себе, три визита, и все артистические.

Сергей Сергеевич сразу увидел, что с Лизой происходило что-то необыкновенное: она несколько раз засмеялась — что ей было несвойственно, глаза ее блестели, движения стали быстрее. Но о причинах этого Сергей Сергеевич не спросил. Сережа тоже был возбужден после прогулки; но тут все было понятно — таким он возвращался всякий раз из Булонского леса.

— Начинаются отъезды, — сказал Сергей Сергеевич. — Послезавтра я должен быть в Лондоне. Леля уехала сегодня днем.

— Мама уехала?

— Леля уехала?

Но Сережа спросил голосом, в котором было одновременно удивление, огорчение и неожиданность. Лиза сказала те же слова приблизительно так, как если бы хотела сказать: я так и думала; очень мило, хотя, конечно, этого следовало ожидать.

— В Италию? — спросила Лиза. — Почему ты так думаешь? — Ну, я сказала в Италию, как сказала бы в Австралию или Турцию. — Как странно, Лиза, ведь ты угадала: действительно, в Италию. Я думаю, через неделю мы получим письмо. Нет оснований сомневаться, что все будет хорошо, как всегда.

— Да, как всегда, — сказала Лиза.

Сережа слышал этот незначительный разговор, который он теперь понимал иначе, чем понял бы год тому назад, когда не знал ничего, и за теми же самыми словами был теперь иной смысл. Значили они то, что Сергей Сергеевич не хотел ни в чем обвинять Ольгу Александровну и заранее ей все прощал, а Лиза находила, что поступать так нехорошо и недостойно. Так это понимал Сережа, но это было неправильно.

— А ты, Лиза, как? — сказала Сергей Сергеевич после того, как прошла эта слегка тревожная пауза, вызванная мыслями об отъезде Ольги Александровны. — Ты едешь?

— Еду, я думаю, — сказала Лиза обычным своим медленным голосом. — Еду, я думаю. Я думаю.

— Мы уже знаем, Лиза, что ты думаешь, — терпеливо сказал Сергей Сергеевич. — Но что именно ты думаешь?

— Мы с Лизой решили ехать на юг, — быстро сказал Сережа. — Завтра.

— А меня не приглашаете?

— Ты же в Лондон, — пожав плечами, сказала Лиза.

— Из Лондона тоже люди ездят.

— Приезжай из Лондона, — сказала Лиза таким тоном, как если бы хотела сказать: что же, с этим придется примириться.

— Ты меня приглашаешь без энтузиазма, мне кажется.

— Милый мой, нельзя всю жизнь с энтузиазмом жить. И тебе это должно быть особенно понятно — у тебя ведь энтузиазма вообще никогда не было.

— Представь себе, был, — как бы сам этому удивляясь, сказал Сергей Сергеевич. — Но, конечно, как ты глубокомысленно говоришь, всю жизнь с энтузиазмом жить нельзя — устать можно. Да у тебя, конечно, и годы уже не те.

— Оставь в покое мои годы…

— Лиза, — спокойно сказал Сергей Сергеевич, — у тебя портится характер. Заметила ли ты, между прочим, что плохой характер и хороший вкус друг другу противоположны и стремятся к взаимному уничтожению?

— Заметила, — отрывисто и иронически сказала Лиза.

— Но не сделала выводов?

И тогда вдруг Лиза, с расширившимися от бешенства глазами, тихо сказала, глядя прямо в глаза Сергею Сергеевичу:

— Я больше так жить не могу, ты понимаешь? Все всегда очень мило, всегда шутки, всегда этот всепрощающий ум — и полное отсутствие страсти, крови, желания.

— Боже, какие ты ужасы говоришь, — сказал Сергей Сергеевич таким же эпическим голосом, каким он рассказывал охотничьи истории: «День, как сейчас помню; был облачный, тихий. Собака моя, которую я, представьте себе, купил совершенно случайно у крестьянина и которая оказалась…»

— Не могу, не могу, не могу! — закричала Лиза и, поднявшись изза стола, ушла к себе.

Сергей Сергеевич и Сережа остались вдвоем. Сергей Сергеевич начал медленно насвистывать серенаду, сам прислушиваясь к точному и чистому свисту; досвистел до конца и сказал:

— Там, на юге, ты тетке посоветуй как можно больше в воде сидеть, это ее нервы успокоит. А part a, [21] Хватит об этом как твои дела?

— Ничего, — сказал Сережа. — Сегодня я тренировался на сто метров.

— Какое время?

— Двенадцать с половиной.

— Многовато, — сказал Сергей Сергеевич. — Я думаю, ты теряешь время на старте.

Аркадий Александрович Кузнецов, с которым Ольга Александровна уехала в Италию и с которым она познакомилась около года тому назад, был полноватый человек сорока семи дет, с блеклыми глазами, небольшой лысиной, одетый несколько по-старинному, носивший трость с набалдашником; лицо у него было желтоватой окраски, была небольшая одышка, медленная походка и неожиданно высокий голос. Он никогда не занимался никаким физическим трудом и никаким спортом; поэтому руки и тело у него были мягкие, как у женщины. По профессии он был писатель — и этому обстоятельству был обязан знакомством с Ольгой Александровной, потому что встретился с ней на литературном вечере, где поэт средних лет с отчаянными глазами на измятом лице читал невиннейшие стихи, в которых главным образом описывались природа и любовь к земле.