Александр Этерман: Марафон

так как легче становится время от времени

в знакомых местах, так как

здесь не очень далеко

и купил участок земли мой дядя Подас,

но он в плохих отношениях с мамой сейчас можно бежать и вроде не

страшно это все, хотя вроде почти ровно или даже чуточку вверх, и

моя обувь потрепана и не очень подходит для камней,

велика, но камениста.

Бег, это, наверное, то, что следует делать в одиночку,

слишком вообще похоже на жизнь и на жертвоприношение.

Одно из тех дел,

Много их или немного, где никто не может помочь.

Высшие силы им покровительствуют.

Вот так свет может быть только желтый,

Я проверил, заглядывая в щели.

Заглушить его невозможно

Однако к любовнику до поры до времени ревнуешь больше, чем к мужу, вопреки рассудку, и вопреки

тому, что всего умнее с привычками не бороться.

Горячая ванна с благовониями, не знаю, если это не отправит меня немедленно на тот свет

разве это мера длины

Ты, атлет, диск поднимай и бросай,

Сам же беги за ним, отлитым из меди тяжелой,

Отлитым из меди,

Я наверняка перевираю

Странная работа. Я не ожидал, думаю, и не мог ожидать, думал, либо уже буду там, но это неумно, либо буду полумертвый,

уставший всерьез отсюда, конечно, не добежит, а я бегу, ничего, и не думаю, что она меня остановит,

и все-таки это хуже, чем в мясорубке, они пытались нас атаковать, но не вытягивали жилы,

может быть, только у пленных

Меня учил почтенный Финес из Коринфа, или не из Коринфа,

Жаль, что недолго, я чувствую, тогда бы я

к счастью, я не знаю толком, сколько осталось,

но думаю, если еще буду бегать так далеко,

буду снова бежать так мысленно, по приказу главнокомандующего,

не спросившего, вообще могу ли я

от Марафона до Афин.

Но неужели нет

странное дело, никакого лучшего способа, ведь и нужно-то

всего лишь передвинуть самого себя в пространстве, что на маленькое расстояние и труда никакого не стоит, или хоть только одно слово, а создать при этом ничего не надо, а стоит больше сил, чем любая полезная работа.

Ну и что сейчас делают в армии? Он не настолько дурак, чтобы не следить за персами, но я

Охотнее

заняться делом

гонять по берегу или даже на море, и узнавать, захватывающе, может, буду,

все-таки охотнее вечером буду в Афинах спать с женщиной, или просто спать дома в постели

я уверен, однако, что они больше не высадятся, и это известие я

принесу Совету, опередить события - и это дороже, чем известие о победе, тем более что победа не невесть какая, и битва чуть не была проиграна,

как говорил мой начальник,

да и в конце мы смяли их, но не смогли прорвать, и они отошли к воде и уплыли. И мы не смогли их опрокинуть даже во время посадки,

хотя он говорит теперь, что не захотел.

По-моему, они больше струсили,

но тем лучше для нас

и мне нужно добежать как угодно, но до заката,

и странно, что он не послал гонцов раньше, ждал, и пока не убедился, что они ушли,

опять полегче, и я начинаю

вроде с каждой минутой остается все меньше и меньше

но только ли бежать? Жить тоже.

Вроде непохоже, что я теряю силы с каждым шагом, но ведь новые взять негде, а уходить

они должны.

Мне не мешает то, что меня ждут

и там и здесь, по сути дела вся Греция.

Виноградник,

Как тот, который,

где был желтый и этот самый,

и я работал недолго,

до меня им дела нет, и даже птицам, то ли потому, что я бегу, или живу,

если это только можно делать одновременно.

Сколько же там?

Можно было заранее расставить людей - если знать, что будет победа, и обратно бежала бы целая

толпа, но тогда меньше была бы честь,

и я бежал бы или вообще не бежал

И меня не ждал бы никто.

Страшная вещь

в нормальном состоянии чего-то хочешь, так в нормальном состоянии

главная мечта - теплый душ, самая естественная вещь, даром,

что нельзя. Когда хочется чего-нибудь, уже нельзя,

даже спать с женой,

а другого, уже плохо.

И все мы потускнели. Жалеть не о чем, рекордов не будет.

Бежим как пляшем, все вокруг партнера. Осталось одиннадцать человек. Абракадабра - Джиба, болгарин,

это, немец, и так далее, национальный состав.

А вот,

это и все, сломался, зеленый грек, вот так, не надо было, только жалко,

опять мука на лице и спасения нет. Нас десятеро, даже оглядываться не надо. Шея плохо гнется, подбородок поэтому вверх, как у Людовика в кино. Двадцать три.

Время заплясало, я бы его не угадал.

Корыто, а не машина,