Борис Екимов - Отцовский двор спокинул я (рассказы)

На первый раз поднимались невысоко: в четверть ли, в полгоры. Садились. Мальчик, а потом - Найда.

Летели по накатанному желобу вниз. Собака порыкивала и, пугаясь ли, балуясь, выбрасывалась на ходу и мчалась вдогон с лаем. И снова лезли наверх. И наконец поднимались на самую вершину.

Внизу лежал дом, сараи, базы - все малое, все в снегу утонувшее. И насколько глаз хватало - все снег и снег. Если долго смотреть, то вдали начинало чудиться что-то не больно доброе. Темное пятно будто шевельнулось. Уж не волк ли?..

Сверху мальчик катил один. Глаза закрывались от снежного вихря. Гудело в ушах. А потом утишался бег, по ровному, все медленней, мимо гумна, до самой дороги. Найда глядела сверху, а потом мчалась к мальчику огромными прыжками. Она словно летела: прыжок - и лёт, прыжок - и снова лёт. И наконец догоняла.

Выходил после отдыха старый Пономарь. Снова начинали возить с гумна сено, солому для вечерней дачи. Кормили птицу, свиней. Помаленьку подступал вечер.

В дни пасмурные сумерки приходили скоро. Зато в дни ясные алое солнце садилось в розовые снега. И луна поднималась, словно яйцо пасхальное.

Всякий вечер, прежде чем в дом уйти, мальчик с дедом обходили живность, крепко запирая все стойла на ночь.

- Лукашка, Никитка, марш спать! Василий, ты - главный сторож. Гляди не засни.

О-го-го... - гордясь немалым доверием, отвечал из тьмы птичника гусак.

У кобылы Дарьи мальчик задерживался дольше. Он гладил ее по теплому бархатному боку, даже прикладывал к нему ухо, снимая шапку. Что-то урчало в просторном чреве кобылы.

- Ты поскорей, - говорил мальчик. - Я по нему соскучился. Да и ему там надоело. Тут лучше.

Во тьме конюшни мальчику виделся жеребенок, не настоящий, а зыбкий призрак. Чудо ли, сказка... Даже не верилось, что он будет настоящий, живой. А так хотелось.

Вечер собирал под одну крышу всех. Долгий вечер, неторопливый ужин, спокойные дела.

Не в пример скотьим катухам, загонам и базам жилье хозяйское было невелико: горенка да кухня. В первой - просторная кровать, малый диванчик, шкаф с одеждою да стол с телевизором и видеомагнитофоном. На кухне теснее, там - печка, стол обеденный, горка с посудой, у порога - одежда, да обувь, да всякая снасть хозяйская, которая нужна под рукой: подойник, молочные фляги, сепаратор, маслобойка. В углу - выгородка, где обсыхают новорожденные телята, козлята, ягнята.

На кухне же - яркая лампочка у потолка и рядом, в подмогу, лампа керосиновая. Здесь - теплая печка, сытый дух теста, еды, пряных и горьких трав, что пучками висят под низким потолком. Здесь все дела вечерние, мужичьи, бабьи: крутится колесо самопряхи, сучится нить, вяжется пуховый платок ли, надвязываются пятки драных шерстяных носков мужа и внука, подшиваются валенки да чирики и вполглаза, через широкий дверной проем, глядятся по телевизору новости. "Тропиканку" - долгий фильм с продолжением - хозяйка идет смотреть ближе к телевизору.

Мужики на кухне сидят. Дед греется у теплого бока печки. Без теплой одежды, он будто усыхает: костлявые плечи торчат, острые коленки. Он греется и что-нибудь ладит да чинит: худые валенки или карбюратор мотороллера "Муравей".

Нынче разложены на полу железки. Жена ворчит, а ведь надо. Скоро уж лето.

Мальчик у деда в помощниках. Помогает и торг ведет:

- За это ты научишь меня на мотороллере ездить. Ладно?

- Научишься. Дело нехитрое.

- Чтобы перевернулся... - осуждает из горницы бабка их планы. - Потакай ему.

- А в моем возрасте уже ездят на мотороллере, - сообщает внук.

"В твоем возрасте..." - обычная бабкина погонялка: "в твоем возрасте пора соображать", "в твоем возрасте люди уже...". Вот и пригодилось присловье.

- Дед в моем возрасте уже ездил.

- На быках, - отвечает бабка. - Цоб да цобе.

- Быки, они тоже транспортное средство, - усмехается дед. - Не всякий сладит. У нас, бывало, сеструшка Ганя...

За стенами дома, рядом со входом его, залаяла Найда и смолкла.

- Не волки? - спрашивает внук.

Каждый вечер стали приходить к дому, к усадьбе волки. Старый Пономарь отгоняет их выстрелом-другим из ружья. Но это еще не они.

- Лиса... - говорит дед. - Волкам рано. А вот раньше волчат прямо из нор брали. Я сам лазил. Как ты вот был. Степан с Осеем приметят нору с выводком. Приглядят, когда волчица уйдет, тогда идем туда. Меня за ноги привяжут, я лезу в нору.

- Прямо к волкам? Один?

- Братья большие, им не пролезть. А я - в самый раз. За ноги налыгачим - и полез. Длинная нора, да еще с отнорком. Ухватишь в обе руки и ногами дрыгаешь. Братья тянут. Отдашь и снова лезешь. Пока всех не заберешь. Надо лишь пораньше, пока они совсем малые. А побольше станут, черябают, кусают. Все руки погрызут.