Борис Екимов - Рассказы

Жора и так, и эдак прикидывал, снова газетку взял, перечитал ее и долго глядел на улыбчивого парня. Долго глядел, но остался при своем твердом мнении.

- Брехни все это, - решительно отрезал он и, жадно выглохтав компот из бутылки, начал собирать в сумку остатки еды.

На него набросились. Особенно Котофей усердствовал:

- Да ты же кулак, кулак... У тебя снега зимой не выпросишь. Вы же дундуковские кулугуры. Разве ты можешь понять: человек... для людей...

Много и довольно долго Жоре внушали. Внушали, внушали, и он, наконец, не выдержал. Он достал из кармана спецовки большой, свернутый пополам рабочий блокнот, ручку вынул и сунул под нос Котофею:

- На, пиши.

- Чего писать? - не понял Котофей.

- А то... - Жора хоть и спокоен был на вид, но допекли его. - Пиши заявление. Скоро получка, вот ты и пиши: пусть вычтут у тебя из получки десять рублей в фонд мира. Пиши. А я сейчас эту бумагу в бухгалтерию отнесу.

- Ты чего? - опешил Котофей.

- Да того... Вот возьми и напиши. И я тогда точно куркуль и дундук. На, пиши, - совал он блокнот.

Котофей растерялся. Он на Саню поглядел, потом спросил:

- Ты это всерьез, дядя Жора?

- Не знаю, - пожал плечами Ногайцев.

Котофей чувствовал, что дядя Жора не шутит. И потянулась рука к блокноту, потянулась, но вовремя замерла.

- Сорок рублей аванса... - вслух, с насмешкою начал считать Котофей. Заработаем в этом месяце по сотне, не больше. Вычесть аванс, налоги, взносы. Это рублей сорок останется. Сане я пятерку должен. Ефиму - трояк. Катьке пятерку. Да трояк надо пропить. Остается два червонца, матери на харчи. А червонец отдай - и домой нечего нести. Так что подождем,- закончил он. - Вот накопим тыщу, и тогда уж - кучей. Чтоб про нас в газету. Правильно, Саня?

- Правильно! - поддержал друга Саня. - Чего мелочиться!

- Ну, на пятерку, - попросил Жора. - Или на трояк напиши.

- Может, еще на рубль? - усмехнулся Котофей.

- Ну, и на рубль. Тоже деньги. Старыми - десятка.

- Брось, дядя Жора. С рублем обсмеют. Тыща - другое дело. Сразу прославился человек. А с рублем... Да и с червонцем нашим занюханным...

Жора Ногайцев все понял, блокнот и ручку убрал. Он никого не упрекнул, не обиделся. Он с самого начала знал, что все это брехня.

Отобедали. Молодежь в тени разлеглась, о чем-то своем беседуя. А Жору какой-то червячок точил и точил изнутри. Неспокойно на душе было, полезли всякие мысли.

Мятую газету со статьей и портретом уже выбросили. Но Жора не поленился, нашел ее. Он присел на кнехт, разгладил газету на коленке и стал глядеть на портрет улыбчивого парня. Котофей с Саней заметили, переглянулись, подошли к бригадиру.

- Проверяешь? - спросил Котофей.

Жора вздохнул, головой покачал.

- Нет... Я, ребята, тетку Дуню вспомнил. Тетка Дуня у нас жила по соседству, давно еще, сразу после войны. Она мне майские штаны сшила из своего материала. И отдала, носи, говорит. Без денег. Вроде подарка.

- Какие майские штаны? - удивился Котофей и на Саню поглядел. - Что за майские?

- Да носили тогда такие, на танцы, молодежь. Белый такой материал, вроде форсили. Простая холстина. А принято было. Белые штаны одевали и белые тапочки. Красиво...

- Ты, выходит, фрайером был? - засмеялся Котофей. - В белых тапочках?

Жора смеха его не принял.

- Тогда с мануфактурой тяжело было, - сказал он. - Каждая тряпка золотая. Бабы без исподнего ходили. Тетка Дуня сама раздетая. Ее премировали, она на пристани работала. Ей дали, а она - мне. Да еще сшила. Без денег отдала. Ты, говорит, молодой, тебе, говорит...

Жора не окончил, лишь рукой махнул, поднялся с кнехта:

- Ладно. Давайте работать. На этой неделе надо кончить.

И пошли работать.

А Жора Ногайцев не все сказал. Эти штаны, майские, тетки Дунин подарок, до сих пор в сундуке лежали. Жена сначала все примерялась их на тряпки извести. Жора запретил. И жена поняла. Теперь штаны на самом дне сундука лежали. И иногда, в год раз, когда все добро вынималось на просушку, Жора в руки брал свои майские штаны. Полотно было ветхое, износилось да излежалось. Жора брал штаны и глядел на них, вспоминая. Как он радовался этим штанам, прямо до смерти... Как берег их, как гладил.

И тетку Дуню вспоминал. А когда вспоминал покойную соседку, то щемило в душе и что-то к глазам подступало.

БОЛЕЗНЬ

Целый вечер Федор в огороде поливкой занимался. Как пришел с работы, включил мотор, так и пошло: сначала тепленькой огурцы да помидоры, потом лук, болгарку и всю прочую хурду-мурду. Дни стояли жаркие. На картошке ботва привяла. Федор "Каму" принес, подключил ее, и тугая струя воды ударила из шланга.