Николай Гоголь: Повести. Пьесы. Мертвые души

Существует понятие «профессиональный комизм», когда то или другое лицо смотрит на все окружающее со своей цеховой точки зрения. Механизм этого рода комического хорошо раскрывает старинный анекдот о педантичном ученом: когда ему сказали, что его безукоризненно построенная теория противоречит опыту, ученый ответил: «Опыт не прав». В комедиях Мольера подобным принципом часто руководствуются врачи, считающие, что жизнь и больные должны приноравливаться к установленным способам лечения, но не наоборот. Известный теоретик комического Анри Бергсон показал, что «профессиональный комизм» основан на осмеянии косности, негибкости, сепаратизма, когда цеховая и обособленная точка зрения вступает в противоречие с интересами общества в целом. [3] Анри Бергсон. Смех. — Собр. соч., т. 5. СПб., 1914, с. 194.

Но то, что мы видели у Гоголя, только внешне напоминает «профессиональный комизм». И дело не столько в специфичности занятия данных лиц (мольеровские врачи тоже сродни шарлатанам), сколько во взгляде на вещи. Гоголевские игроки не склонны смотреть на мир как на придаток к своей «профессии», они лишь того мнения, что она не хуже других человеческих занятий. И они не выводят из личного опыта понятия для окружающей жизни, но, наоборот, переносят категории последней на сферу своей деятельности. И по всему этому способ их видения мира свидетельствует не столько об узости и сепаратизме, сколько — увы — о проницательности и гибкости.

Профессиональный комизм, согласно тому же анализу Бергсона, состоит в критике «излишнего обособления от общественности», в противопоставлении частным уродствам идеи спасительной общности. После «Игроков», однако, понятно, почему специфическую черту русских комедиографов Гоголь видел в том, что они показывают «уклонение всего общества от прямой дороги» (курсив мой. — Ю. М.). И почему показателем «уклонения» он считал «беспощадную силу их насмешки», смех.

Если игроки в своем мировосприятии оказываются правы, то напрашивается вывод, что самый безыдеальный, самый практически-трезвый взгляд на жизнь и будет самым верным. Однако у Гоголя все сложнее. Здесь уместно вспомнить факт, еще недостаточно оцененный: гоголевские рыцари аферы и плутовства (в отступление от традиций ренессансной новеллы и плутовского романа) обычно не добиваются своей цели. Кто как не хитроумный Сквозник-Дмухановский должен был взять верх над ничтожным петербургским «елистратишкой», но вышло наоборот. Карьера Чичикова в первом томе поэмы — это цепь неудач и провалов: в казенной палате, в таможне, наконец, в губернии «города N.», при афере с мертвыми душами. Да и во втором томе, судя по сохранившимся главам, путь Чичикова выглядел не более удачным. Почему все так складывалось?

Задержимся еще ненадолго на «Игроках».

В сущности, комедия построена на столкновении нескольких уровней «игры». Один уровень — игра «честная», по правилам. Этот уровень присутствует лишь как потенциально возможный: Ихарев, с которым тема игры входит в действие, с самого начала отступает от принятых правил.

Какую же игру представляет Ихарев? Он занят изготовлением «сводной или подобранной колоды». А это требует немалых усилий: полгода ушло на «изучение крапа», после чего Ихарев чуть не ослеп — «две недели не мог на солнечный свет смотреть». Этот уровень игры — конечно, заведомо жульнической — все же оставляет почву для соревнования: победить должен самый хитрый, трудолюбивый, искуснейший. Символом искусства и долготерпения и становится заветная колода, которой даже имя дано человеческое — Аделаида Ивановна!

Но тот уровень игры, который рекламирует Утешительный, являет собою уже нечто повое. Не нужно самому составлять колоду, достаточно заплатить специальному человеку за подобранный ключ: «Это то, что называется в политической экономии распределение работ» (снова перенос на сферу мошеннической деятельности категорий общественной жизни!). Не нужно с ловкостью подсовывать крапленую колоду во время игры — в ход заранее пускаются специальные «агенты». Жульничество ставится на широкую ногу, опирается на распределение обязанностей и на своеобразный сценарий, что делает излишним тяжелый индивидуальный труд и терпение.

Однако Утешительный и его компания обманули Ихарева не на демонстративно заявленном ими уровне игры, а на другом. Это тоже была широко поставленная афера, основанная на законченном сценарии и распределении ролей, однако она предательским образом оказалась направленной против своего же компаньона, якобы принятого в «дружеский союз» и участвующего в общем действе.