Аркадий Гайдар - На графских развалинах

И на Вальку напало сомнение, что не лунный ли отблеск на случайно сохранившемся осколке стекла принял он за огонь.

"Надо будет завтра спросить Дергача, - решил он. - Ежели он не зажигал огня, то, значит, мне показалось".

X

С утра Яшку нарядили в новые штаны, праздничную рубаху, и из сундука мать достала пахнущий нафталином картуз.

- Мам... а картуз-то зачем? - запротестовал было Яшка. - Сейчас не осень и не зима, и так жарко.

- Помалкивай! - оборвала его мать. - Хочешь, чтобы судья посмотрел на тебя и сказал бы: у, какой хулиган, весь растрепанный! Да рожу-то получше умой. Да если спрашивать тебя чего будут, то отвечай скромно да носом не шмыгай.

В суде они встретили Степкину мать - лавочницу, разряженную в старомодную плюшевую кофту, и Степку, до того зачесанного назад, что, казалось, глаза его даже ко лбу подались.

Матери расселись молча, не поздоровавшись. Степка же ухитрился показать Яшке язык, на что тот повернул ему в ответ аккуратно сложенную фигу.

Началось разбирательство этого запутаннейшего дела по встречным искам о возмещении убытков.

Первый - о стоимости трех кур, задушенных собакой, носящей кличку "Волк". Второй - о стоимости двух утят и куска вареного мяса, похищенных котом, носящим кличку "Косой". Сначала ничего невозможно было понять. Выходило как будто бы так, что кур никто не душил, а мяса никто не утаскивал. Потом вдруг оказалось, что куры сами были виноваты, ибо забрели на чужую территорию и разрывали грядки с рассадой. А утят сожрал и мясо стащил не "Косой" кот, что Степкин, а "Бесхвостый" Сычихин, который давно уже имел репутацию подозрительной личности, занимающейся темными делами. Однако бойкая Сычиха тотчас же клятвенно присягнула в том, что "Бесхвостый" вовсе не ее кот, а живет он на чердаке ее бани самовольно, сам заботясь о своем пропитании, и никакой ответственности за него она нести не может.

- Свидетель Яков Бабушкин, - спросил судья, Егор Семенович, добрый старик со смеющимися глазами, - ответьте мне на вопрос: были ли вы во дворе, когда собака Волк бросилась на соседских кур?

- Был, - отвечает Яшка.

- Что вы делали?

- Мы... - Яшка заминается.

- Отвечайте... не бойтесь, - подбадривает судья.

- Мы с Валькой пуляли из рогуль.

- Из чего-о?

- Из рогуль, - смущаясь, продолжает Яшка. - Палка такая с резиной, в нее камень заложишь, а он как треснет!

- Куда треснет? - удивляется судья.

- А куда нацелиться, туда и треснет, - объясняет Яшка и окончательно сбивается, услышав гул сдержанного хохота.

- Так!.. И что же вы сделали, когда увидели, что собака Волк душит соседских кур?

- Так они, товарищ судья, сами лезли к нам на грядки...

- Я не про то! Вы ответьте, что вы сделали, когда увидали, что собака душит кур?

- Мы... так мы когда подошли, то уже Волк убежал.

- А куры были уже дохлые?

- А кто их знает... может, и не дохлые... может, они просто с перепугу обмерли.

- Садитесь... Свидетель Степан Сурков. Верно ли, что ваши куры забрели на чужой огород?

- Они не сами забрели, их нарочно зерном подманили.

- Почему же вы думаете, что подманили?

- Обязательно подманили. А то чего же они на чужой двор пойдут? Что у них, своего нет, что ли?

- Когда вы подобрали кур, то они были уже дохлые?

- Вовсе дохлые... а у одной даже полноги не хватало. Мать как понесла их на базар продавать, то тех двух ничего, а эту третью насилу...

Тут Степан, почувствовав вдруг тычок в бок со стороны сидевшей рядом матери, внезапно умолкает.

Но уже поздно, и судья спрашивает строго и удивленно:

- Так, значит, вы... дохлых кур. продали на базаре?

Степкина мать чувствует, какую оплошность допустил ее сын, и пробует вывернуться:

- Врет он, товарищ судья! Куры только помяты были, а вовсе еще живые; я их, конечно, зарезала и продала.

- Та-ак! - растягивая слова и хитро сощуриваясь, говорит судья. Значит, вы утверждаете, что зарезали своих живых кур и продали их на базаре... Но позвольте: о чем же тогда может быть иск?

Зал дружно смеется, а Яшка чуть не взвизгивает от удовольствия. Яшка наверняка знает, что Волк задушил кур, но после того как Степка сболтнул, что их продали на базаре, Степкиной матери никак невозможно утверждать, что она продала дохлых кур.

- Ух! - кричит он, через некоторое время выходя из суда. - Наша взяла.

А позади разозленная лавочница говорит тихонько Степке:

- Погоди, вот домой придем, я тебя выдеру, покажу я тебе, как языком брехать! - И, поворачиваясь к Яшкиной матери, она кричит сердито: - А вы скажите своему сорванцу, чтобы он не безобразничал! Утром отворяю кладовку, да так и обмерла - по всему полу ящеры шмыгают. Знаю я, кто это с огорода через окошко напускал.