Николай Гарин-Михайловский - Гимназисты (Семейная хроника - 2)

Карташев сам не знал, что ответить Корневу. Согласиться, что его друзья глупее его, ему не позволяла совесть, а вместе с тем слова Корнева приятно льстили его самолюбию.

- А я тебя не понимаю, - мягко заговорил Карташев, - твоей, да и всех вас резкости со всеми теми, кого вы считаете ниже себя...

- Например?

- Да вот хотя с Вервицким, Берендей, Мурским...

- Послушай, да ведь это же окончательные дураки.

- Но чем же они виноваты? А между тем они так же страдают, как и другие. Ты бросишь ему дурака и думать забыл, а он мучится.

- Ну, уж и мучится.

- И как еще!.. Да я тебе откровенно скажу про себя: другой раз вы мне наговорите такого, что положительно в тупик станешь: может, действительно дурак... Тоска такая нападает, что, кажется, лег бы и умер.

- Да и никогда тебя дураком и не называл никто; говорили, что ты... ну, не читаешь ничего... Ведь это ж верно?

- Собственно, видишь ли, я читаю и много читал, но только все это как-то несистематично.

Корнев усиленно грыз ногти.

- Писарева читал? - спросил он тихо, точно нехотя.

- И Писемского читал.

- Не Писемского, а Писарева. Писемский беллетрист, а Писарев критик и публицист.

"Беллетрист", "публицист" - всё слова, в первый раз касавшиеся уха Карташева. Его бросило в жар, ему сделалось стыдно, и уж он открыл было рот, чтобы сказать, что и Писарева читал, как вдруг передумал и грустно признался:

- Нет, не читал.

Искренний тон Карташева тронул Корнева.

- Если хочешь, зайдем - я дам тебе.

- С удовольствием, - согласился Карташев, догадываясь, что Писарев и был тот источник, который вдохновлял Корнева и его друзей.

- Странная вещь, - говорил между тем Корнев. - Говорят, твоя мать такая умная и развитая женщина - и не познакомила тебя с писателями, без знания которых труднее обойтись образованному человеку, чем без классического сухаря...

- Моя мать тоже против классического образования. Я теперь вспоминаю, она мне Писарева даже предлагала, но я сам, откровенно говоря, все как-то откладывал.

- Не могла ж она не читать... Вы какие журналы получаете?

- Мы, собственно, никаких не получаем.

- Ведь вы богатые люди?

Карташев решительно не знал, богатая женщина его мать или нет, и скорее даже был склонен думать, что никакого богатства у них нет, потому что и дом и именье были заложены, но ответил:

- Кажется, у матери есть средства.

- У нас ничего нет. Только вот что батька заработает. Мой отец в таможне. Но хотя там можно, он ничего не берет, - это я знаю, потому что у нас, кроме двух выигрышных билетов, ничего нет. Родитель молчит, но мать у меня из мещанок, жалуется и не раз показывала.

Голос Корнева звучал какой-то иронией, и Карташеву неприятно было, что он так отзывается о своей матери.

Они подошли к высокому белому дому, в котором помещалась женская гимназия, как раз в то время, когда оттуда выходили гимназистки.

В самой густой толпе учениц, куда, как-то ничего не замечая, затесались Карташев и Корнев, Корнева окрикнула стройная гимназистка лет пятнадцати.

- Вася! - проговорила она, сверкнула своими небольшими острыми глазками и весело рассмеялась.

- А-а! - ответил небрежно Корнев. - Наше вам.

- Ну, довольно, довольно...

- Сестрица, - отрекомендовал пренебрежительно Корнев, обращаясь к Карташеву.

- Вот я маме скажу, какой ты невежа, - ответила гимназистка, вспыхнув и покраснев до волос. - Разве так знакомят?

Карташев залюбовался румянцем девушки и, встретившись с ней глазами, сконфуженно снял шапку.

- Ах, скажите пожалуйста! - прежним тоном сказал Корнев. - Ну познакомьтесь... Сестра... Карташев...

- У вас есть сестра?

И едва Карташев успел ответить, она засыпала его вопросами: так же ли он груб с своими сестрами? так же ли от него мало толку? так же ли он никуда с ними ходить не хочет и такие же ли у него друзья, которые всё читают какие-то дурацкие книжки и никого знать не хотят?

- Поехали, - сказал Корнев и стал грызть ногти.

Карташев, идя с сестрой Корнева, сделал новое открытие, а именно, что он образцовый брат, хотя Зина и не скупилась ему на упреки. Приняв это к сведению, он стал выгораживать, как мог, своего товарища и уверять, что все это ей только кажется.

- Пожалуйста, не трудись, - перебил его Корнев. - Все, что она говорит, одна чистая правда, но дело в том, что я не желаю быть другим...

- Видите, какой он...

И, посмотрев на брата, топнув ногой, прибавила:

- У-у, противный!

Она отвернулась. Карташев смотрел на ее каштановые, небрежной волной выбившиеся волосы, так мягко оттенявшие нежную кожу ее белой шеи. Огонь пробегал по нем, и он страстно думал, что, если б у него была такая сестра, он молился бы на нее богу.