Анатолий Гаврилов: Берлинская флейта

Впрочем, ближе к концу, к концу наших отношений, и он иногда спал днем, даже сам иногда являясь инициатором дневного забытья.

Это называлось - поработать.

А не поработать ли нам, говорил он иногда, и мы погружались в дневной сон.

Георгий рисует, Моника с "Русской красавицей" на диване, Катарина спит, на улице осенний ветер хлопает пленкой.

Дни проходят, а ничего нет.

Уже спрашивают, а ничего нет.

Бессмысленность моего пребывания здесь становится все более очевидной.

Приснилось, что он умер.

Приснилось, что я умер.

Приснилось, что мы встретились там и обнялись, и мне стало так легко, как, наверное, никогда в жизни.

Свет отражается, уходит в другие миры.

Все может случиться в любую минуту.

Хорал медных даст необходимое успокоение.

Или не даст.

Не знаю.

Стены, окно, потолок.

Люди, машины, дома.

Стены, окно, потолок.

Пятикратное повторение, восьмикратное повторение, сдвиг на полтона вверх и переход в первоначальную тональность.

Полон сил и желаний, а воли не занимать.

Здравствуй, Вольфганг, мы оба с тобой Водолеи.

Пар идет от партитуры, едва успеваю записывать.

Цветут сады, гудят шмели, жуки, пчелы.

Воск - пот пчел.

Весенний гул.

Весенний стон измученной души, весенний карнавал, мистерия и таинство жизни.

Георгий зовет ужинать.

Сейчас, Георгий, сейчас.

Пар идет от партитуры, едва успеваю записывать.

Нет, не зря, Учитель, ты потратил на меня время и душу, не зря.

Сейчас вступит флейта.

Она уже готова вступить.

Сейчас, Георгий, сейчас.

Не могу остановиться.

Мне, как и Онеггеру, не мешает уличный шум, ничто не мешает.

Ни грохот отбойных молотков, ни шум бетономешалки, ни вой полицейской машины - ничто.

Плотина рухнула, и воды хлынули в пересохшее утро.

Летний ливень прошумел над измученной суховеем, обугленной степью, и все оживает, трепещет, и радуга во все небо от Азовского моря до Тихого океана, от Мариуполя до Нью-Йорка.

Только качественной работой я имею надежду вернуть пошатнувшееся доверие.

"Давай! Давай!" - слышу я голос Учителя.

После ужина прогулялся и лег спать.

Георгий пылесосит квартиру, Моника на работе, дождь моросит за окном.

Дождь в Берлине, дождь в Москве, дождь в Афанасово.

Фрагментарное проведение тем, утверждение тональности путем кадансирования, отклонения в субдоминанту, перекличка регистров.

Под моросящим дождем уходит он по скользкой тропинке среди последних полевых цветов в сторону темной стены леса.

Транспонирование повторения в главную тональность.

Мерцающий колорит струящихся фигураций.

Молчат под моросящим холодным дождем птицы, и только одна не унимается, продолжает тянуть свое "а-сени-то-нет-а-сени-то-нет".

Сеня - детское прозвище Учителя.

Уходит в сторону темного леса.

Зеленый плащ, клетчатый шарфик, черный берет, черные сапоги, лицо печальное.

Я знаю, птица, что его уже нет.

Только что сообщили.

Стены, окно, потолок.

Потолок, стены, окно.

Все уходит в высокий регистр, но тут же резко обрывается, и наступает гробовая тишина.

Что-то сделал.

Все же что-то сделал, флейту купил, уже дома.

Стены, окно, потолок.

Потолок, стены, окно.

Гудит и воет ветер за замерзшим окном.

Снова приснилось, что мы встретились там и обнялись, и мне стало так легко, как, наверное, никогда в жизни.