Илья Зданевич - Собрание сочинений в пяти томах. 2. Восхищение

Отчего, когда во время одного из ужинов дверь медленно приоткрылась, пропустив в столовую Лаврентия, его появление было скандальным и возмутительным. Стенной фонарь слабо освещал вошедшего, но и того, что увидела Ивлита, было достаточно. За несколько дней отсутствия Лаврентий отощал и постарел. Лаврентий снял шляпу, виновато комкая войлок, и седая прядь упала разбойнику на глаза полуприкрыв зрачки, теплившиеся незнакомым и нехорошим светом. Бодрости, силы, великолепия не осталось и признаков. Платье было не только загрязненным, но и неряшливым, и бывший щеголь, никогда бы не осмелившийся прежде показаться жене в таком виде, даже не счел нужным извиниться за невнимание. Согнулся, и ростом будто стал меньше. И ничего не выражал прежний герой, кроме бессилия и неправдоподобной усталости

Не здороваясь, переминаясь с ноги на ногу, не решаясь взглянуть в лицо Ивлите, Лаврентий, с запинками, рассказал о том, как хотел вымолить прощение, но в церкви, как раз когда он собирался подать бумагу, кто то выстрелил в императора и из за возникшей вследствие этого сутолоки Лаврентий был оттеснен. Мало того, кто то начал взывать: Лаврентий, что пришлось спасаться бегством

Ивлита слушала без всякой охоты рассказ, точно наперед зная его содержание. Но когда Лаврентий, с горечью в голосе, добавил, что самое глупое во всем этом балагане то, что император не кто иной, как брат Мокий, Ивлита вспыхнула, и неожиданно, Лаврентий показался невыносимым и отталкивающим столь, что она сжала кулаки и стиснула зубы, дабы удержаться и не броситься на него

Где только не было жертв Лаврентия, думала она. Они были здесь, в деревнях, покоились на скромных кладбищах и в лесной сырости, резвились на дне рек и на морских отмелях, живали в горах, в городах; и даже на троне, управляя миллионами миллионами огромнейшей империи, разлагался казненный Лаврентием человек. Смерть проникала всюду, никого не щадя и с быстротой невообразимой, и последней землей среди бушующего разлива затерянной и с минуты на минуту готовой исчезнуть была Ивлита и ее чрево

Противоречие между Ивлитой и Лаврентием настолько велико, что об их примирении нечего и думать. И сколь наивны были ее желания, чтобы тот положил оружие и отказался от прошлого. Разве может Лаврентий, сама смерть, перестать быть собой? И до чего правы крестьянки, полагая, что разбойник должен оставаться бездетным. Но разве Лаврентий останется все равно бездетным, заразив смертью жену и свое потомство?

Все равно бездетным? Нет, нет, ее ребенок будет жить, играет и просится наружу. Сама умереть Ивлита не побоится, но отстоит величайшее свое сокровище. Проникнет куда угодно, хотя бы на край света, к птицам, к зверям, к рыбам, спрячется жабой под камни, зароется землеройкой в землю, но так, что ее никогда не найдет Лаврентий, ничего не сможет поделать, и спасенный, оберегаемый придет в мир, будет расти младенец. И Ивлита ощерясь, взглядом полным ненависти и бесстрашным испепеляла Лаврентия, раскрасневшаяся и в гневах, и Лаврентий, поднявший было на нее глаза, сперва оробел, а потом удивился нескрываемой вражде, бросил шапку и забегал по комнате, размахивая руками

Будто он виноват, всему подчинившийся, что в Рукоблудного выстрелили. И что Лаврентий, в самом деле, такого сделал, чтобы Ивлита теперь ненавидела его? Ведь он убивал или защищаясь, или наказывая по делом коварных, либо ради нее? Но можно ли его упрекать, что любовь вскружила ему голову? И что это за художественный прием, раздувать несколько убийств (за каждым горцем их столько же, если не больше) в исключительное по злу событие

Нет, довольно умозаключений. Если Ивлита не хочет, чтобы он убивал и грабил, он и не будет, готовый коротать с нею век в нищенстве. Здесь он, разумеется, жить пока не может, из за солдат, но когда они, с наступлением снеговья, уберутся во свояси, то переселится сюда. Однако и Ивлите не следует возвращаться в горы. Уже холодно и потом ребенок. Поэтому Лаврентий устраивается в лесу и будет навещать Ивлиту с наступлением ночи. И Лаврентий повалился спать, даже не разуваясь

Всю вечность Ивлита не закрывала глаз, а когда, с первыми петухами, Лаврентий покинул жилище, встала и она, спешно оделась, отдала распоряжения зобатой, и не дожидаясь дня, устремилась в лес. Живот сильно мешал ей, но сырой грунт благоприятствовал, и пока по ту сторону поредевших листьев рассвет и туман срывали на перебой звезды, Ивлита была уже далеко от невыговариваемой деревушки