Гайто Газданов - История одного путешествия

Володя плавал очень хорошо, и это было для него так же легко и естественно, как дышать или ходить. Он никогда не уставал, нырял на дно в самых глубоких местах и, когда было нужно, мог плыть с необыкновенной быстротой. Но если бы в ту минуту он мог наблюдать и сравнивать, он убедился бы в громадном атлетическом превосходстве Артура, который с каждой секундой все дальше оставлял его за собой. Опять, уже совсем близко, показалась голова Вирджинии; резиновый чепчик она потеряла, и светлые ее волосы быстро ушли под воду. Володя нырнул и увидел два тела на большой глубине, почти у самого дна. Он поднялся наверх; Артур, глубоко погрузившись - видно было только его лицо, - плыл на спине, держа на груди Вирджинию, которая всхлипывала и задыхалась. Володя подплыл вплотную.

- A la brasse {Брассом (фр.).}, Володя, a la brasse, - сказал Артур. Володя поплыл a la brasse, Артур тоже, Вирджиния лежала на воде, положив руки на их плечи.

- Слава Богу, все кончилось, - сказал Артур. - Вы прекрасная утопленница.

- ...Что значит... прекрасная... утопленница? - прерывисто спросила Вирджиния.

- Это значит, что вам легко помогать и что вы хорошо себя ведете, объяснил Артур. - Я однажды вытаскивал из воды одну старую англичанку, она расцарапала мне лицо и укусила меня за руку, и в моих интересах было бы держаться как можно дальше от нее, но это было невозможно, так как тогда она утонула бы. Потом уже, придя в себя окончательно, она написала мне письмо с благодарностью и приглашением прийти к ней в гости. Но я был так напуган, что не пошел.

- А я думаю, - сказал Володя, пуская ртом звучные пузыри по воде, - что все могло быть гораздо хуже. Представьте себе, Вирджиния, что вы бы тонули и не умели плавать; и что, кроме того, Артур не был бы таким геркулесом и тоже не умел бы плавать и я тоже. Это было бы действительно грустно. Хоронили бы вас на английском кладбище, мы бы пришли в траурных костюмах, и Николаю, наверное, было бы очень скучно. А могли бы еще и тела не найти.

- А я думаю, - сказала окончательно оправившаяся Вирджиния, - что было бы, если бы мой beau frere {милый брат (фр.).} Володя был не глупым, а умным? Это невозможно себе представить.

- Все знают, что вы завидуете моему уму и элегантности, - хладнокровно сказал Володя.

- Николаю ни слова, - сказала Вирджиния.

- Подчиняюсь, - ответил Артур.

- А я нет, - сказал Володя. - Зачем я буду лгать? Сначала публично признайте, что я очень умен.

----

Несколько оживившаяся Одетт спросила Сережу:

- Скажите, мэтр, у вас еще остался ром?

- Вы могли в этом сомневаться?

- Ma foi, on ne sait jamais {Господи, да кто же знает (фр.).}.

- Если бы вы лучше меня знали, вы бы не сделали такого предположения, сказал Сережа. В Сережином запасе было еще около двух литров рома - на всякий случай.

- Я бы хотела одну рюмку.

- Mais ordonnez, madame {Но чтобы все было в порядке, мадам (фр.).}.

Она выпила, однако, почти стакан и заставила выпить Сережу. Ей сразу стало тепло и приятно.

- Оторваться от консоммации ты не можешь, - сказал Николай, проходя мимо, - и еще эту бедную женщину накачиваешь, совести у тебя нет.

- Не твоя печаль, Коленька, - ответил Сережа. Он поднялся и пошел с Одетт вслед за другими.

- Они идут слишком быстро, - сказала Одетт.

- Я тоже нахожу, что быстро. Вы знаете, после еды необходим ряд медленных движений.

- Ряд медленных движений, - повторила Одетт и засмеялась. - Non, mais vous etes fou {Нет, но вы с ума сошли (фр.).}.

Они отставали все больше и больше. Лес рос вокруг них и казался бесконечным, тихий ветер плескался в деревьях.

Желтый хвост белки мелькнул и скрылся вверху. Сережа вспомнил единственный литературный разговор, который у него был с Володей, - когда Володя говорил ему:

- Да, я понимаю; для вас существует только чувственная прелесть мира.

- Чувственная прелесть мира... - думал теперь Сережа. Он держал под руку Одетт, на ней было легкое платье, под ним купальный костюм. Деревья были бесчисленны, воздух почти безмолвен. - Чувственная прелесть мира... Le charme sensuel du monde {Чувственное очарование мира (фр.).}, пробормотал он по-французски.

- Vous en savez quelque chose? {Вам об этом кое-что известно? (фр.).} спросила Одетт голосом, который вдруг стал далеким.

Сережа наконец понял. Он мог бы понять это давно, Одетт удивлялась медленности его рефлексов и приписывала это его славянской лени. И поняв, он приблизил ее изменившееся лицо с полураскрытыми губами. Одетт была совершенно довольна: еще раз дорога, еще раз route de Fontainebleau не обманула ее ожиданий.

Это был бесконечный сверкающий день неустанного солнечного блеска, множества легких запахов летней благодатной земли, сменявшихся деревьев, крепких зеленых листьев, лепетавших под ветром; и Володе казалось, что это слишком прекрасно и не может продолжаться; но солнце все так же скользило в далекой синеве, все так же летел ветер и шумели деревья, и все это бесконечно длилось и двигалось вокруг него. Они прошли много километров, поднимались и спускались по течению реки; были на острове, точно занесенном сюда из детских немецких сказок - с омутом и стрекозами и громадными желтыми цветами; было так тихо на этом острове, что Володе казалось - слышно, как звенит раскаленный солнечный воздух от быстрого дрожания синевато-прозрачных крыльев стрекоз.