Павел Андреев: Пуля

Гун говорил нам: Жизнь прекрасна, но не дорога. И главное мы сами должны назначать цену за нее! Важно не продешевить в своей дерзости... .

Раз побывав там, за стеной, те двадцать из ста, остаются жить в том мире, где все за все готовы платить любую цену ибо там все прямо, просто и понятно!

... Часто у тебя срывает крышу? , -- я спрашиваю Кешу, пытаясь понять, понимает ли он, что его не понимают другие люди. Последний раз, когда сорвало крышу, я развелся. Сейчас вроде нормально. Никто не жалуется. А вот тот раз, тогда я серьезно все делал.Это они думают, что я только гнал . А я не гнал !!! .

Его история меня не удивила.

...Меня выкинули из института. Я вернулся на рудник. Квартиру мне не давали. Поставили на очередь и я стал ждать. С родителями я не стал жить. Съехал от них. Комнату снял у старой казашки, в квартале землянок, где раньше жили основатели рудника зеки и ссыльные работяги.

Казашка была бабкой старой закалки курила Беломор , имела наколку на руке и иногда материлась по-русски. Единственным условием, которое она поставила, было условие не есть в ее доме свинину, уважая ее как мусульманку. На том и договорились.

Все шло нормально. С бабкой я быстро сдружился. Хохлушка, с которой я жил тогда, расписавшись по глупости, не все делала так, как я хотел. Но это не волновало меня. Я еще сам не знал, чего хочу -- упахивался на шахте до беспамятства.

Однажды прихожу домой. Казашка сидит на улице, курит одну папиросу за другой. Вижу, что злая. Захожу в комнату, а там моя хохлушка жарит шкварки, запах на всю землянку! Я ей говорю, что ты делаешь, зачем бабку обижаешь? А она мне отвечает, мол пусть потерпит, не для того ее муж в Афгане воевал, чтобы здесь, дома, мусульман слушаться. Ну тут шторки у меня и упали. Не стал я ее сразу убивать.

Выхожу на улицу. Подхожу к апе и говорю: Что я должен сделать, чтобы исправить проступок моей жены? . А что мне делать? Как смыть позор с оскверненного дома?Не убьешь же ты ее за это? , -- спрашивает апа у меня. А почему бы и нет?-- говорю я ей. Дело серьезное и решать его надо по серьезному .

Выволакиваю свою благоверную за космы на улицу, срываю бельевую веревку с простынями. Простыню ей на голову, петлю на шею, веревку на столб, табуретку под ноги. Апа молчит, не мешает. Моя стоит с простыней на голове, петлей на шее и только тихо так скулит. Народ смотрю уже сбегаться начал. Люди там разные в землянках живут, многие из них уже рождаются с наколками.

Апа вдруг как заорет, что готова простить, чтобы я грех на душу не брал, аллаха побоялся -- вешать грех у них большой. А то я не знаю? Я ей в ответ, а как же насчет оскверненного свининой дома, как быть с неверной? Все вокруг орут. Я решил, раз они предложили ее кончить за осквернение дома, пусть кончают. Только тогда я кончу одного из них, так как, кто мне простит мое безвольное участие в смерти жены. Предлагаю им: я -- жену кончаю, они -одного из своих. А чтобы долго не выбирали кого кончать,я начал табуретку из под ног у своей хохлушки выбивать....

Потом, когда все закончилось всеобщей мировой попойкой, все недоумевали, как я мог так сделать? А как они могли так сделать? Кто предложил мне такое решение, за которое никто не собирался отвечать?

Я сказал я сделал. А они? Тогда ребята без обид, решил я, и начал всех строить. Раз не можешь как я тогда твой номер 320, становись за спину и делай, что я скажу!

А казашка оказалась заслуженной бабкой. Надела все свои ордена и пошла в горисполком. В итоге я получил себе хату. Вот только хохлушка моя в тот же вечер чухнула из дома и я ее больше не видел....

Я слушал истории из жизни Кешки и думал, как все мы похожи. Мы все словно ходим по заколдованному кругу, открывая одни и те же двери, не находя разумных, гибких решений из простых бытовых ситуаций. Превращая каждую из них в маленькую собственную войну, уповая на собственное везение, не считаясь с ценой и потерями, переступая через собственные труппы.

Государство, пославшее нас туда и не готовое к нашему возвращению, столкнувшись в нашем лице с резким усилением оппозиции , уходит на свою нормальную роль -- применять насилие, следить за соблюдением общественных правил и частных договоров, защищать граждан друг от друга и само государство от нас, избавляясь от взятых когда-то по отношению к нам обязательств.

Гун погиб. Под Калатом летом 1982 погиб ротный. Под Сенжераем 22 апреля 1983 рота попала в засаду и там остались многие. Пуля был только контужен -повезло ему?

Жизнь разбросала нас всех. Мы все были там, за этой стеной и каждый сделал свой выбор. Я свой, Гун свой, Пуля свой, ротный свой. Каждый из нас знает, что хочет. Каждый знает, что он может. Мы все знаем, что нас ждет!!!