Игорь Голубев - Особняк

В доме были две коммуналки. Вера Дмитриевна волею судеб и ЖЭКа соединила свой быт с Земфирой, а Софочке достался Леша Загубленный. Софочка здесь жила всегда, еще с мамой и бабушкой. Они занимали одну большую комнату. Загубленный (какая интересная фамилия) проживал в двух, но небольших, и тоже некогда с родителями. В отличие от первой коммуналки, здесь не возникало никаких трений. Леша пил по-черному. В минуты просветления, а они иной раз длились месяц и более, нельзя было найти более доброго и тихого соседа. Загубленный когда-то работал в автосервисе. Слесарь - золотые руки. Но был изгнан за запойное пьянство и теперь перебивался случайными заказами по старой памяти. В такие дни или недели не брал в рот спиртного, ходил чистый, выбритый и благоухающий "Шипром". Из всех одеколонов Леха выбрал его один раз - и на всю жизнь.

Софочка никогда не была замужем, безумно любила чужих детей, в частности ватсоновских, живших с родителями-медиками на третьем этаже, и давно поставила крест на личной жизни. Когда-то хотела взять на воспитание детдомовского, но не дали - немужняя. В доме ходила тише воды, ниже травы, готовая услужить всякому, кто попросит, а то и без просьбы, по наитию. У нее с детства проклюнулся талант помогать. Она и помогала. Лешу сильно жалела, но планов относительно слесаря не строила, смутно подозревая, что такие, как она, таким, как он, не подходят. В душе считала Лешу настоящим мужиком, у которого не все сложилось правильно.

В другой же коммуналке жили антагонисты. Во-первых, Вера Дмитриевна ушла на пенсию заслуженным учителем России и по своему статусу справедливо считалась настоящей москвичкой, а Земфира приехала из глухой провинции, во-вторых, Веру Дмитриевну никогда бы не смогли обмануть ссылки Земфиры на мифическую ночную работу в престижной фирме. Бывшую учительницу покинули три мужа. Все с разными словесно, но одинаковыми по сути формулировками. Первый сказал, что она черствый, бездушный человек без полета фантазии, второй заявил, что не терпит вещизма, а третий просто обозвал грымзой. Но Вера Дмитриевна не горевала ни на людях, ни в душе. Она считала себя человеком особенным, когда-то училась фортепьянам, но сейчас едва ли могла бы сыграть больше двух-трех тактов классики, хотя, если в гостях попадался инструмент, подходила, трогала жалобно отзывающиеся клавиши и грустно говорила, что если бы не судьба, то, возможно... Детей она не любила. Не выносила на дух. Но, обладая сильным и цепким характером и понимая, что не в силах переиначить жизнь, отдалась административно-педагогической работе с упорством и трудолюбием муравья. Дети отвечали взаимностью, то есть терпеть не могли и боялись. Вера Дмитриевна обладала в полном объеме знаниями школьной программы и была в состоянии выговорить свой предмет, как выговаривают таблицу умножения, прямо со сна.

Сева, сорокалетний лысеющий программист, воспитывался Галиной Анатольевной без отца с раннего детства и потому впитал, как губка, все плюсы и минусы подобного подхода к взращиванию характера, был мягок, мешковат, нерешителен и совершенно лишен амбиций. Он до сих пор ходил простым программистом, хотя мозги варили получше, чем у начальника отдела. Галина Анатольевна слишком поздно заметила отсутствие здорового чувства собственного достоинства, низкую самооценку и излишнюю мягкость. Инфантилизм Севы сказался прежде всего на отношениях с женщинами. Собственно, никаких отношений у него и не было, за исключением одного случая еще в студенчестве. Он тогда впервые не ночевал дома в Новый год. Однокурсники подпоили Севку и подложили к монголке с параллельного (им, монголам, все равно не убудет, а мальчику приятно), но мальчик утром ничего не помнил. Теперь Севе безумно нравилась татарка Земфира, но он не мог себе позволить даже рта открыть в присутствии матери, памятуя, как ту увезли на "скорой" под утро новогодней ночи.

Художники Гороховы, которым было по двадцать шесть лет, переехали в дом совсем недавно, лет через пять после Земфиры, были очень набожны, регулярно посещали церковь, подавали по праздникам нищим и выполняли многочисленные заказы как непосредственно церкви, так и денежных людей. Делали все - от икон и церковной утвари до пасхальных яиц, шкатулок и столовых сервизов. В доме Славу Горохова знали давно. Здесь жила его бабушка, и к ней его частенько привозили на период родительских раздоров или отпусков. Бабушка и приучила внучка к церкви. В раннем детстве у него прорезался талант рисовальщика и вообще способности к искусствам. Скажите, ну как в таком случае не поставить талант на службу Господу? И бабушка поставила. Пронзительные по своей глубине и тонкости схваченных характеров портреты закинули на чердак дома и забыли. Потом Слава женился. Когда бабушка умерла, оказалось, что перед смертью успела прописать внучка на свою площадь.