Олесь Гончар - Берег любви

- Извиняюсь! Дикие мы...

Дикостью нечего кичиться.

Снизу доносятся всплески и смех - там, под стенами крепости, дети рыбаков завладели водами лимана: купаясь при луне, резвятся, ныряют, кувыркаются, как молодые дельфины.

Подходят участники экспедиции - археологи, и оказывается, что не такие уж они и сухари. Принаряженные, бритые (кто не носит бороды), вежливо приглашают девчат на танец под чей-то старенький, дребезжащий магнитофон, а потом, удовлетворяя девичью любознательность, пойдут рассуждать о своем, о том, что они там за день наскребли.

- Надеялись найти меч центуриона, а добыли ржавую, с копейку величиной, бляшку,- сами же и посмеиваются.- Или, может, это меч истлел до размеров монетки?

- Зато имеем нынче улов,- напоминает дебелый археолог-водолаз,- подняли со дна моря целый ворох черепков от разбитых амфор... С какой-то смолой, канифолью...

- А самое главное,- добавляет длинноногий студентпрактикант,- добыли еще одну стелу белого мрамора с надписью.

- Что же там? Что написано? - допытываются девчата.

- Это вот Росавспий, он у нас полиглот, расшифрует,- указывают археологи на худощавого бородатого юношу, который и сам, видно, чуточку стыдится своей чудной курчавой бороды.

- Уже расшифровано,- отвечает он скромно.

- Поделитесь, если не секрет,- не унимается Светлана Усик.

- "Я родилась от афинской матери и от отца из Гермиона,- четко произносит юный бородач, не сводя глаз с Инны Ягннч,- а имя мое Теодора. Я видела много стран и плавала по всему Понту, потому что мой отец и мой муж мореплаватели. Воистину счастливы были мои дни среди любвн и муз!.. И совсем молодой, родив дочь, похожую на меня, я среди светлых надежд и жизни покинула этот солнечный мир, переселившись п бесконечный край хадес..."

- А дальше? - ночему-то волнуясь, спросила Инна.

- Дальше мрамор выщерблен...

Инна знает этого парня, однажды познакомили их в районном Доме культуры. Для нее есть в нем что-то привлекательное (только не борода!), глаза такие доверчивые, наивные чуточку, а порой вспыхивают даже вдохновением, ото когда парень начнет рассказывать о своих погребенных под вековыми пластами городищах, о поэме античных степей - золотой пекторали или о других новейших находках в здешних краях. То, что для других просто черепок или бляшка, для него вещь уникальная, можно заслушаться, когда он доискивается в выкопанных предметах магического, священного содержания, в какой-то бытовой вещи рассмотрит, скажем, античный амулет, который должен был охранять стспняка-скифа от злых духов, от вреднющих глаз, от поражения в бою и других напастей.

Росавский почему-то был уверен, что интерес Инны к археологии - не простое девичье любопытство, а нечто большое, потому и снабжал ее книгами по античности, альбомами, где так ярко и красиво воссозданы художественные изделия мастеров тех времен, когда человек еще ощущал свою близость с птицей п зверем, с растением, зерном, лесным или водным божеством...'Девушку в самом деле волновал мир бурных античных фантазий, поэтичной любви и диких вакханалий, мир, в котором юноша-археолог чувствует себя так уверенно и свободно. Память у него с электронной машиной могла бы соревноваться: нориу?

в голове целые поэмы Овидия и трактаты древних авторов, в день знакомства декламировал Инне большой отрывок из произведения врача предавних времен Гиппократа "О воздухе, воде и местности", теперь вот с такой же страстью прочел послание этой Теодоры, отчеканил твердо, нигде; не запнувшись,- сразу и не поймешь: сегодня расшифровал или где-то вычитал раньше? И почему прежде всего ен, Инне, адресовал он этот текст, этот странный голос античности? Когда это было! А вот поди ж, тронула душу эта горячая исповедь молодой женщины из древнего мира, женщины, которая, видно, обладала поэтичной и. тонкой натурой,- повстречайся Инна с нею в жизни, наверное, подружились бы... И взаправду ведь встретились - через тысячи лет! Когда он читал, то, странное дело, текст обретал в его устах какое-то словно дополнительное, для других скрытое значение. Да еще его неотрывный взгляд. Явно он выделил ее, Инну, среди других, прежде всего ей адресовал волнующую исповедь Теодоры - девушка это сразу почувствовала... Только почему же именно ей, Инне?

Когда через некоторое время археолог стоял рядом с нею у крепостного вала и, склонившись, снова повел речь о раскопках, Инна и па этот раз уловила в его словах трт более глубокий, дополнительный смысл, который предназначался лишь для нее. Было ей интересно слушать о скифах, об их отваге и рыцарстве, отмеченных еще Овидием. А скифянки, судя по украшениям, обладали незаурядным вкусом. Просто модницы степные!