Олесь Гончар - Берег любви

- Эп, медичка! Есть ли там что-нибудь для сердечного успокоения?

Л она почему-то все ждала, что одним из рейсов прилетит, примчится, прыгнет из кузова прямо в вороха еще один хлопец - Виктор Веремеепко. Так зовут того, кто прочно поселился в девичьем ее сердце, о ком Инна только самым близким подругам открывалась иногда в училище. Он уже возвратился. Но в Кураовке Виктора покамест никто не видал, кроме разве родителей. Они у него старые учителя, сейчас па пенсии, хотя Панас Емельянович (Веремеенкостарший) все еще не может привыкнуть к вынужденному пенсионному безделью - нашел себе по доброй воле дело:

оборудует комнату-музейчик при Кураевском Дворце культуры. Новый Дворец - это еще одна Чередниченкова гордость: в самом центре Кураевки возвышается этот архитектурный красавец, какого и в райцентре нет. Сейчас, понятно, Дворец отдыхает, не до него, все на жатве. Панаса Емельяповича вчера случайно Инна встретила на улице:

шел какой-то съежившийся, маленький, жалко смотреть...

Старость... Что делает она с человеком! Давно ли водил он их по весне в степь, на уроки ботаники, с юношеским увлечением рассказывал про кураевский, не бог весть какой богатый растительный мир (впервые от него Инна услышала о тех скифских тюльпанах), а теперь... Казалось, бредет лишь тень от человека... Маленький, усохший, ступает на землю старчески неуверенно, дунь на него - и упадет.

Видно, доконал его этот семейный удар: единственного сына пришлось увидеть на скамье подсудимых... Неизвестно, как это и началось у Виктора. Пока был в школе, ничего худого за ним не замечалось, разве что поозорничает там несколько больше, чем другие, по с кем из подростков этого не случается! После восьмого решил поступать в мореходку. И поступил, не провалился на экзаменах, по в первую же осень вернулся в Кураевку к родителям, чтобы "порадовать" их новостью: отчислили...

- Отчислили или просто турнули? - спросил его тогда Чередниченко, встретив в клубе.

- У них это называется отчислили,- кисло улыбнулся Виктор.- Характерами мы с ними не сошлись...

- Не в характере твоем дело, а в разболтанности,- заключил тогда голова.- Все идут по прямой дороге, один только ты норовишь по обочине. А почему? Потому что пустой романтики захотелось, подавай славу тебе ковшами, бескозырку для парадов да моряцкую походку для шика...

А у них там, слышал, своя пословица: чтоб была морская походка, необходимо море - не водки... Бури да штормы рождают мужчин!

А для Виктора несносным стало самое слово "мореходка", не хотел и вспоминать о ней. Потому что не приняла она его, вышвырнула, шальная, под паруса кураевской пыли. Инна считает, что именно тогда появился у Виктора комплекс неполноценности. Надеялась, что сможет излечить его, излечить прежде всего своей любовью. Уже тогда она была неравнодушна к нему. И не только потому, что красивый парень, что многим девчатам нравится, но и потому, что было у него "что-то", какой-то жизненный азарт, отчаянная отвага, какое-то безоглядное самозабвение... Недолго сидел на родительской шее, вскоре укатил на канал, видели его там на скрепере, потом снова потянуло к родным берегам, поступил в кураевскую рыбартель, или, как тут говорят, "рыбтюльку"... И так до того несчастья, которое привело его в места не столь отдаленные... Отбыл теперь срок, искупил вину, возвратился. Только не задержался в Кураовке, зацепился где-то в райцентре - об этом Инна узнала от Панаса Емельяновича, до сих пор растерянного и подавленного случившимся... Выл, говорит, одну ночь, тяжко винился перед матерью: пошла, говорит, мама, жизнь моя наперекос...

- Так и сказал? - быстро переспросила Инна.

- Так, доченька... Наперекос, говорит. И слезы на глазах...

Что бы это значило? Пожалуй, нс совсем потерян человек, ежели еще способен судить себя своим собственным судом. Похоже, заговорило в нем сыновнее, проснулась совесть перед матерью, перед убитым горем отцом, но упрекнул и словом, что "Яву" его родители продали, отдали кому-то за бесценок, чтобы и духу ее не было во дворе.

- А почему же он не остался в Кураевке? - внутренне съеживаясь, спросила Инна Панаса Емельяновича.

- Не могу, говорит, стыдно. На стороне поверчусь, покуда хоть чуб отрастет...

По грустноватой этой шутке Инна сразу узнала своего избранника.

Машина за машиной возвращалась с элеватора, по ни одна из них не привезла Виктора на своем борту. Глянешь в сторону моря - и там никого нет, не выходит парень из сверкающих его волн! Сказывают, на дорожные работы устроился, там отращивает новый свой трудовой чуб, выравнивает горячий асфальт железным катком. И не о свидании ли с ним думала прежде всего Инна, когда уверяла Чередниченко, что ей самой непременно надо съездить в райцентр.