Олесь Гончар: На косе

- Значит, есть где характер закалять,- говорил гость Ольге.- Надеюсь, вы же за этим прибыли? Стальной характер вырабатывать?

"Зачем я приехала - мне знать, не ваша это забота,- молча хмурилась Ольга.- А что стойкость, орлиность души каждому нужна, то это правда, это меня в людях привлекает..."

О чем бы и с кем бы Ольга ни говорила, она все время думала об одном: почему нет его здесь, среди них? Кажется, ведь должен бы быть! Ни разу не видела его после той встречи в степи, и хоть только в мыслях, в игре воображения представлялся он ей ночами, лишь в видениях лунных грезилось ей то русалочье что-то, объятия па берегу и пылкие ласки, все же они будто и наяву были, и он становился ей все ближе и роднее...

Танцюра как бы угадал мысли Ольги.

- Где же егерь? Почему не вижу моего друга? Послать за ним мои колеса!

И послали.

После обеда купались. Танцюра купался немного в стороне от остальных, и на влажном песке были видны глубоко впечатанные следы его тяжелого протеза.

После обеда всей гурьбой пошли вдоль косы по берегу, и так было здесь славно, привольно, вольготно, что и спорщики наконец примолкли, взоры людей смягчились, подернулись хмелем очарованности. Танцюра, светя сединой, солидно ковылял впереди, скрин его протеза и крик чайки были едва ли не единственными звуками в этом мире.

Танцюре, по-видимому, нравилось быть в роли вожака, он шел повеселевший, уверенно ведя вперед всю компанию, протез его увязал, глубоко ввинчивался в песок.

Море выплескивает волну за волной, моет и моет косу, простершуюся низко, бурым пластом уходящую в синеву моря. Где-то там, на острие ее, должен быть маяк. Если бы не дымка, белую башню его было бы видно и отсюда - ясным утром она сверкает, белеет на горизонте. Впрочем, и сейчас все вглядывались в марево зноя: не покажется ли, случаем, гдо-то там, на краю неба, белая башня маяка? Люди суши, а иочему-то не оставляло их такое любопытство.

Полно было диких птиц. Клекотали в воздухе, отдыхали стаями на воде, желтели беспомощными птенчиками -в бурьянах, где повсюду валялась скорлупа, покинутая одежда тех, что уже повыскакивали на волю. Лебеди белеют далеко в море, намного дальше, чем утром. Их разглядывали в бинокль, прихваченный одним из молодых смотрителей.

Углубились далеко на косу, когда их догнали еще двое: шеф Ольги, ссутулившийся кандидат наук из конторы заповедника, да тот самый красавец, чубатый егерь. Ольгу он как будто и не заметил. Широко ступая в своем потертом егерском галифе, глазами все нас начальство, и в руке его было Ольга глазам не поверила - охотничье ружье. Что это? Кто ему позволил?

Ольгин шеф в ответ на ее осуждающий взгляд объяснил с кривой, не свойственной ему усмешкой:

- На косе, кроме полезной живности, как известно, водятся и хищники...

Егерь поспешил к старшому.

- Виктор Павлович,- окликнул он Танцюру.- А нука дуплетом... Как тогда, на Байрачыом!.. Дуплетиком!.. Вы же умеете, как никто!- И в голосе егеря вдруг появился такой мед, такое холопское подобострастие, что Ольге стало мучительно стыдно за него, стыдно, оскорбительно и тяжко.

Ружье было передано Танцюре. Тот взял его, осмотрел с видом знатока. Потом вскинул глаза на раскрасневшуюся сердитую Ольгу, но из них уже исчезла былая приветливость, они стали холодными, чужими. "Зачем здесь эта девица? как бы спрашивал он присутствующих.- К чему нам ее осуждающий взгляд? Не интересуют меня ее достоинства, скорее раздражают. Я хочу видеть привычные, приемлемые для меня глаза вот этого парня-егеря, преданного и сметливого. Устраивает меня и угодливое поблескивание ваших очков, товарищ кандидат наук...

И даже нейтральная веселость агронома вполне приемлема.

А вот она..."

Ничего и не сказано было, однако все почувствовали, что эта вчерашняя студентка здесь лишняя. Да и сама она это поняла. Осталась стоять на месте, не пошла с ними, когда они, обогнув забитый черной морской травой лиманчик, снова тяжело поплелись вдоль косы.

"Неужели раздастся выстрел? -мучилась Ольга, глядя им вслед.- Неужели будет спущен курок? Все зависит от этого: будет выстрел или нет?"

Вся коса как бы насторожилась. Тишина стояла какаято неспокойная, хрупкая. И светлая беспредельность казалась хрупкой, как стекло...

"Все, все зависит от этого,- не давала ей покоя мысль.- Может, даже само будущее и ценность твоих идеалов, и все эти дьявольские взрывы, ужасы, о которых теперь столько пишут, говорят, думают,- всё какою-то тончайшей связью связано с его ружьем браконьера, с тем - будет выстрел или нет?"