Иван Гончаров - Иван Савич Поджабрин

Барышня и кухарка подняли носы кверху и стали нюхать во все стороны. С ними для компании нюхал и Иван Савич.

- В самом деле пахнет! - сказала встревоженная барышня, - уж не пожар ли? поди-ка сбегай к верхним жильцам.

- Ах, мои матушки! так глаза и ест! Чего доброго: долго ли до греха? сказала Устинья и побежала.

- Постой, постой! Что ж ты нас оставляешь одних? - закричала барышня в испуге. - Что скажут? Ах, Боже мой! Уйдите!..

- И, матушка! ничего! барин хороший, - сказала Устинья и ушла.

- Помилуйте... - начал Иван Савич.

Он не знал, что сказать, и стал застегивать сюртук; а она перебирала бахрому своего платка.

- Давно здесь изволите жить? - спросил он потом.

- Давно. Я еще с покойным папенькой жила здесь. Слава Богу! про нас никто не может недоброго слова сказать. Вот сегодня в первый раз незнакомый мужчина пришел без позволения...

- Если б я знал, каким образом достигнуть этого драгоценного позволения, - начал Иван Савич, смиренно опустив глаза в землю, - я бы ничего не пощадил...

- Я никого почти у себя не принимаю, - сухо сказала она, - кроме сестры с мужем, крестного и его племянников...

- О, я уверен!.. Я пришел единственно насчет дыму... Но, признаюсь, поговоривши с вами несколько минут... невольно хочешь видеть вас чаще...

- У вас и без меня есть знакомство... я видела однажды, как вы вышли от баронессы, - сказала она колко и с достоинством.

- Баронесса! О! - с жаром начал Иван Савич, - я давно с ней не знаком. Если б вы знали, как я был обманут наружным блеском...

Он стал ей рассказывать, что с ним случилось. Она презрительно качала головой. Когда он хотел описывать пир, она замахала рукой.

- Ради Бога, перестаньте! перестаньте! - закричала она, обидевшись, что вы? Помните, с кем говорите! За кого вы меня принимаете? Я вас не понимаю...

Иван Савич замолчал.

- Так две тысячи рублей и пропали? - спросила она потом с любопытством.

- Пропали-с.

- И еще семьсот рублей?

- Да-с... нет-с, пятьсот рублей только: ведь я лошадь продал за двести рублей.

- Какая жалость! Какая мерзавка! - сказала она, - как терпят таких тварей? И вот необходимость принуждает и честную девушку жить под одной кровлей с такой бесстыдницей!

Она концом платка отерла глаза.

- Так вы больше с ней не знакомы?

- Нет-с. Да если б и был еще знаком, то довольно услышать от вас одно слово, чтоб прекратить...

- Благодарю вас за комплименты, - перебила барышня сухо, - только я их никогда не слушаю. Стало быть, у вас большое жалованье, - спросила она, помолчав, - что вы можете по две тысячи рублей бросать?

- Жалованье? У меня нет жалованья-с.

- Как нет?

- Так-с. Мне не дают.

- Не дают! Как же смеют не давать?

- Так-с. Я не получаю.

- Стало быть, сами не хотите?

- Нет-с, я бы, пожалуй... да не положено...

- Для чего же вы служите?

- Из чести-с.

- Чем же вы живете?

- Своим доходом, - сказал он.

- А! у вас есть свои доходы! - примолвила она. - Как это приятно!

Тут Устинья пришла сверху и сказала, что дыму нигде не оказалось.

Иван Савич стал раскланиваться.

- Извините, что потревожил вас... - сказал он. - Если б я имел надежду на позволение видеть иногда вас... я бы почел себя счастливым...

- Это позволение зависит от моего крестного папеньки, - сказала она, если им угодно будет позволить принимать вас по четвергам, когда у меня собираются родные, тогда они дадут вам знать; а без того я не могу... И притом вы должны обещать, что никогда, ни словом, ни нескромным взглядом, не нарушите приличий... Обо мне, слава Богу, никто не может дурного слова сказать...

- О, клянусь! - сказал Иван Савич и ушел.

- Авдей! ведь верхняя-то жилица недурна, - сказал он, воротясь к себе, - только немного толстовата или не то что толстовата, а у ней, должно быть, кость широка! Не первой молодости. Как ты думаешь?

- Не могу знать!

- А какая неприступная! просто медведь.

Прошла неделя. От крестного папеньки не приходило никакого известия. Ивана Савича так и подмывало увидеться с жилицей. Но как?

- Как бы это сделать, Авдей? - спросил он.

- Не могу знать... Да позвольте, сударь, - сказал он, желая угодить барину, - никак дымом пахнет... - И нюхнул.

- Э! стара штука! ты выдумай что-нибудь поновее. А! я выдумал. Постой-ка, я пойду, - сказал Иван Савич и отправился вверх.

Он тихонько отворил дверь.

- Кто там? - послышалось из комнаты.

Он молчал.

- Кто там? - раздалось громче.

- Это я-с, - сказал он тихо.

- Да кто я-с? разносчик, что ли? Ах! не нищий ли уж?

В зале послышалось движение, и барышня выбежала в переднюю.