Максим Горький: Бывшие люди

В воскресенье он не выходил за сбором тряпок, почти весь день читая библию. Книгу он держал, упирая её в грудь себе, и сердился, если кто-нибудь трогал её или мешал ему читать.

- Эй ты, чернокнижник, - говорил ему Кувалда, - что ты понимаешь? Брось!

- А что ты понимаешь?

- И я ничего не понимаю, но я ведь не читаю книг...

- А я читаю...

- Ну, и - глуп! - решал ротмистр. - Когда в голове заведутся насекомые - это беспокойно, но если в неё заползут ещё и мысли - как же ты будешь жить, старая жаба?

- Мне недолго уж, - говорил спокойно ТяпА.

Однажды учитель захотел узнать, где он выучился грамоте. Тяп`а кратко ответил ему:

- В тюрьме...

- Ты был там?

- Был...

- За что?

- Так... Ошибся... Вот и библию оттуда вынес. Барыня одна дала... В тюрьме-то, брат, хорошо...

- Н-ну? Чем это?

- Вразумляет... Грамоте вот научился... книгу достал... Всё - даром...

Когда в ночлежку явился учитель, Тяп`а уже давно жил в ней. Он долго присматривался к учителю, - чтобы посмотреть в лицо человеку, Тяп`а сгибал весь свой корпус набок, - долго прислушивался к его разговорам и как-то раз подсел к нему.

- Вот - ты учёный был... Библию-то читал?

- Читал...

- То-то... Помнишь её?

- Ну - помню...

Старик согнул корпус набок и посмотрел на учителя серым, сурово-недоверчивым глазом.

- Помнишь, были там амаликитяне?

- Ну?

- Где они теперь?

- Исчезли, Тяп`а, - вымерли...

Старик помолчал и снова спросил:

- А филистимляне?

- И эти тоже...

- Все вымерли?

- Все...

- Так... А мы тоже вымрем?

- Придёт время - и мы вымрем, - равнодушно обещал учитель.

- А от которого мы из колен Израилевых?

Учитель посмотрел на него, подумал и стал рассказывать о киммерийцах, скифах, славянах... Старик ещё больше избочился и какими-то испуганными глазами смотрел на него.

- Врёшь ты всё! - захрипел он, когда учитель кончил.

- Почему вру? - изумился тот.

- Какие ты народы назвал? Нет их в библии.

Встал и пошёл прочь, злобно ворча.

- Из ума ты выживаешь, Тяп`а, - убеждённо сказал вслед ему учитель.

Тогда старик снова обернулся к нему и погрозил ему крючковатым, грязным пальцем.

- От господа - Адам, от Адама - евреи, значит, все люди от евреев... И мы тоже...

- Ну?

- Татары от Измаила... а он от еврея...

- Да тебе-то чего надо?

- Зачем врёшь?

И ушёл, оставив своего собеседника в недоумении. Но дня через два снова подсел к нему.

- Был ты учёный... должен знать - кто мы?

- Славяне, Тяп`а, - ответил учитель.

- Говори по библии - там таких нет. Кто мы - вавилоняне, что ли? Или эдом?

Учитель пустился в критику библии. Старик долго, внимательно слушал его и перебил:

- Погоди, - брось! Значит, в народах, богу известных, - русских нет? Неизвестные мы богу люди? Так ли? Которые в библии записаны - господь тех знал... Сокрушал их огнём и мечом, разрушал города и сёла их, а пророков посылал им для поучения, - жалел, значит. Евреев и татар рассеял, но сохранил... А мы как же? Почему у нас пророков нет?

- Н-не знаю! - протянул учитель, стараясь понять старика. А он положил руку на плечо учителя, стал тихонько толкать его взад и вперёд и захрипел, будто глотая что-то...

- Так и скажи!.. А то говоришь ты много, - будто всё знаешь. Слушать мне тебя тошно... душу ты мутишь... Молчал бы лучше!.. Кто мы? То-то! Почему у нас нет пророков? А где мы были, когда Христос по земле ходил? Видишь? Эх ты! И врёшь - разве целый народ может умереть? Народ русский не может исчезнуть - врёшь ты... он в библии записан, только неизвестно под каким словом... Ты народ-то знаешь, - какой он? Он - огромный... Сколько деревень на земле? Всё народ там живёт, - настоящий, большой народ. А ты говоришь - вымрет... Народ не может умереть, человек может... а народ нужен богу, он строитель земли. Амаликитяне не умерли - они немцы или французы... а ты... эх ты!.. Ну, скажи вот, почему мы богом обойдены? Нету нам ни казней, ни пророков от господа? Кто нас научит?..

Речь Тяп`ы была сильна; насмешка, укоризна и глубокая вера звучали в ней. Он долго говорил, и учителю, который, по обыкновению, был выпивши и в минорном настроении, стало, наконец, так скверно слушать его, точно его распиливали деревянной пилой. Он слушал старика, смотрел на его исковерканное тело, чувствовал странную, давившую силу слов, и вдруг ему стало до боли жалко себя. Ему тоже захотелось сказать старику что-нибудь сильное, уверенное, что-нибудь такое, что расположило бы Тяп`у в его пользу, заставило бы говорить не этим укоризненно-суровым тоном, а мягким, отечески ласковым. И учитель ощущал, как в груди у него что-то клокочет, подступает ему к горлу.