Леонард Пирагис: Красавчик

Чиркая спичку за спичкой, Митька положительно ползал по оврагу, обозревая каждый куст, каждую выемку почвы и чем дольше шарил он, тем больше иссякала надежда разыскать друга.

— Мишка!!! — несколько раз звал он.

Призыв звучал нежностью и тоской. Затаивая дыхание, он ждал ответа, но отвечал только ручей своим непонятным бормотанием.

Выбившись из сил, Митька присел возле мокрого куста. Его начинало охватывать отчаяние.

«Не иначе как засыпался», — думал он, и горько становилось на душе при этой мысли. Он представил себе ужас и отчаяние друга, попавшего снова в руки полиции. Вспомнил, как Мишка добровольно разделил с ним тюремную долю, и что-то тяжелое залегло на грудь… Пожалуй Митька и заплакал бы, но не умел.

Свобода без Красавчика потеряла для него всякую цену. Жутким, тоскливым было одиночество. Мрачная ночь, наполненная унылым шелестом нудного мелкого дождя, навевала тоску. Зловещим казался ропот ручейка, — точно колдунья творила невнятные заклинания.

На заре вернулся Митька в пещеру. Неуютной, пустой показалась она ему, Мишкина постель с арестантской курткой, наброшенной поверх сухих листьев, выглядела жалкой, покинутой. У Митьки даже в горле защекотало. Он почувствовал вдруг себя страшно одиноким, покинутым и осиротевшим, жизнь обесцветилась в ого глазах, померкла, стала вдруг тусклой и холодной, как и серый рассвет, мутными клочьями пробивавшийся сквозь кусты в пещеру. Митька кинулся на свою постель, и невеселые думы охватили его.

Нужно было что-нибудь предпринять. Если Мишку арестовали, то и ему нечего делать на свободе. Нельзя же оставить Красавчика одного. Если страдать, — так уж вместе. Только бы узнать наверное, что с Мишкой.

«Схожу к барину, — раздумывал Митька. — Узнаю у него, может, что-нибудь, и если Мишку застремили, то сам засыплюсь… Черт с ними… Из тюрьмы и снова винта нарежем… Эх, недолго на свободе пожили, Миша, Миша…»

Митька с нетерпением ждал утра, чтобы отправиться к Борскому. Он не сводил глаз с отверстия пещеры, за которым светлела серая муть. Утро занималось как-то особенно лениво. Дождь прекратился, но туман, казалось, и не думал рассеиваться. Он прильнул к озеру, залил молочной массой лес и только ближайшие деревья поглядывали сквозь него какими-то бледными призраками. Митьке казалось, что совсем не дождаться ему момента, когда можно будет пойти к художнику.

По мере того, как светлела серая муть за пещерой, у Митьки созревало твердое решение во что бы то ни стало отыскать исчезнувшего друга. Он не умел тешить себя несбыточными надеждами, и был убежден, что Мишка толкается где-нибудь в местной арестантской.

Раз Красавчик арестован, то нужно было прежде и узнать, где он. Митька привык находить выход из любого положения и теперь раздумывал о том, как бы выручить друга. Митька знал, что Мишку не отправят в Петербург раньше, чем через несколько дней, и это его утешало: он надеялся, что за это время ему удастся найти способ помочь товарищу. Если же попытки не удадутся, и самого Митьку поймают, то они снова будут вместе. Один Митька не мог оставаться на свободе и все равно «засыпался» бы нарочно, чтобы соединиться с другом.

— А, так мы еще посмотрим, — хмуро ворчал Митька, — кто в дураках останется. Бегали мы из тюрем, не то, что из участков… Бороду настроим еще.

«Бороду настроить» он собирался Жмыху, которого считал виновником Мишкиных невзгод. По его мнению, только такой заклятый враг его, как сыщик, мог быть замешан в таинственное исчезновение друга.

Наконец рассвело совершенно. Туман на озере порозовел и начал таять. Постепенно вырисовывались кусты и деревья, и очертания их становились определенными и четкими… Наконец, пробился из-за леса красный луч и зажег яркий румянец на воде, заиграл на деревьях… Воздух стал чист и прозрачен.

— Пожалуй, можно пойти, не торопясь, — решил Митька.

Было очень рано, когда он добрался до поселка. Улицы были совершенно пусты. Только кое-где в садах дворники работали метлами, да мелькала белая фигура булочника со скрипучей корзиной за спиной.

Митька подошел к даче Борского. В ней не было заметно даже признака жизни. Никого не виднелось ни в саду, ни в окнах дома. Митька остановился.

— Дрыхнут все, — подумал он. — Подождать придется.

Неподалеку от дачи оказалась скамейка, и Митька присел на нее. Громадная мохнатая собака вынырнула откуда-то и подошла к нему. Митька опасливо отодвинулся, но собака и не думала открывать враждебных действий. Серьезно, деловито обнюхала она Митькину ногу, посмотрела ему в лицо большими умными и глазами и, вильнув хвостом уселась рядом. Митька осторожно прикоснулся рукой к ее голове.