Максим Горький - Мужик

- Ах, господа, всё это не так! Всё это разрешается гораздо проще! Увеличьте количество сознательно живущих, критически мыслящих людей - и все разрешится! Дайте народу образование, и он перестроит жизнь, он сам создаст новые формы жизни,- уверяю вас!

Познакомившись с Шебуевым, она с первой же встречи стала на него обиженно фыркать. Послушает его и вдруг, пресмешно надувши губы, фыркнет, встанет со стула и демонстративно уйдет куда-нибудь в уголок, подальше от него.

- Я удивляюсь вам, господа! - говорила она, волнуясь и вздрагивая,чего вы так носитесь с ним? По-моему, он просто декадент и... ужасный эгоист... и вообще совершенно неинтересный и несимпатичный... ни во что не верующий... противный человек!

Но однажды у Варвары Васильевны между старушкой и доктором вскипел ожесточенный спор о роли интеллигенции. Доктор внушительно говорил ей:

- Все мы, уважаемая Татьяна Николаевна, должны, скажу, непоколебимо стоять на страже лучших заветов, святых заветов прошлого, должны охранять наследие эпохи великих реформ...

- Как будочники на перекрестках, да? Как столбы деревянные, да? кипела, взмахивая ручками, уважаемая Татьяна Николаевна.- Ах, какая живая, какая великая, героическая роль! Да как вам не сты-ыдно, о доктор!

- Но позвольте же, почтенная Татьяна Николаевна,- снисходительно улыбаясь, говорил доктор,- в чем же вы полагаете обязанности интеллигенции, а?

Как раз в разгаре спора пришел Шебуев.

- Вот еще один, вот! - набросилась на него Татьяна Николаевна.- Ну-с, а вы что скажете?

- Я прежде всего скажу - здравствуйте, Татьяна Николаевна,- протягивая ей руку, с добродушной улыбкой сказал Шебуев.

- Ах, это приличия! Ну, хорошо - и будет, достаточно приличий. Нет, вы вот скажите-ка, что такое интеллигенция, да-с... Нуте-ка, скажите!

И она наскакивала па него с таким видом, точно хотела ущипнуть.

- Интеллигенция?.. А это цвет ржи...

Татьяна Николаевна удивленно взглянула на него, на секунду замерла на месте, и вдруг глаза у нее радостно заблестели.

- То есть? То есть? - с живостью вскричала ока.

- Видели вы, как рожь цветет?

- Рожь? Как это метко! Как это славно! Какой вы... милый! Нет, право, какой вы умный! А ведь я думала, что вы декадент. Вы меня простите!

- Да вы подождите ликовать! - смеясь, сказала ей Варвара Васильевна.Ведь он не сказал ничего нового... Всем известно, что интеллигенция - цвет народной массы... А вы спросите-ка его - в чем же роль интеллигенции?

Шебуев повернулся к ней и ответил:

- А вот именно в том, чтоб цвести ныне, и присно, и во веки веков...

- Ну, и это не ново...

- Не ново,- согласен. Новое, я думаю, начнется с того времени, как вырастут зерна насущного хлеба жизни...

- А кто же его будет есть, этот хлеб? - спросил доктор.

- Мужик! - кратко и спокойно сказал Шебуев.

- Ну да, конечно! Народ, ну да! - в радостном волнении закричала Татьяна Николаевна.- Ведь я всегда говорила, что он - самое главное, он цель нашей жизни... Ах, Аким Андреевич, как мне приятно понять вас! Как я рада, что вы так верно понимаете всё!

И с этой поры она перестала отличать Шебуева от хороших людей, которых, впрочем, она насчитывала вокруг себя десятками.

Но особенно близко и скоро сошелся с Шебуевым молодой санитарный врач Павел Иванович Малинин. Это был высокий и стройный мужчина с красивыми темными глазами и с острой черной бородкой. Он носил длинные волосы, писал стихи и частенько печатал их в толстых журналах, но относился он к ним как-то небрежно, сам же подсмеивался над ними и сочинял на них пародии. И в стихах его, иногда очень искренних и красивых, и в пародиях па них всегда звучало что-то грустное, какая-то болезненно дребезжавшая нота, Постоянно задумчивый и сосредоточенный, он был как-то странно тих, редко оживлялся, но очень любил говорить о ничтожестве всего земного, о таинственной судьбе человечества, о противоречиях ума и чувства в человеке и о других столь же премудрых вопросах. Голос у него был приятный, мягкий, и порою его лирический пессимизм, изливаясь из груди в грустных баритональных нотах, наводил на людей тоску.

- Будет вам ныть, Павел Иванович! - говорили ему.

Он не обижался и умолкал, с доброй и грустной улыбкой поглядывая на публику. Его очень любили в городе, и, кажется, больше всего он привлекал к себе любовь своей беспощадной искренностью. Мягким, ласковым голосом, с тихой улыбкой в красивых глазах он говорил всем такие вещи и задавал такие вопросы, за которые всякого другого человека возненавидели бы. Но его слушали, конфузились пред ним, смущенно посмеивались и отвечали ему и любили его. Ибо все понимали, что человек этот не судит и не осуждает, а как бы чего-то ищет в людях, ищет с мучительным напряжением ума и чувства.