Максим Горький - Мужик

- Я могу во многом согласиться с вами...

- Что-о-о? - недоверчиво воскликнул тот, окидывая публику торжествующим взглядом.- Скорее, Аким Андреевич, возьмите назад ваши слова. Видите эти испытующие взгляды? Ждут объяснений от вас... ага! Вы согласились в чем-то с еретиком...

- Какой ты еретик? - качнув лохматой головой, густо сказал Кирмалов.Ты шут, а не еретик...

- Егор, ты врешь! Я - еретик, если я шут, Все шуты - еретики, ибо все шуты - смелые умом люди, а все такие люди - еретики...

- Ишь завертелся! - уже с удовольствием заметил певчий.

- Вы находитесь среди дворовых люден российского свободомыслия! говорил Сурков Шебуеву, всё разгораясь.- Российское свободомыслие давно уже легло татарским игом на раболепные умы русских людей... И все, здесь присутствующие, закованы в кандалы свободомыслия, сидят в колодках разных измов и сами же оные колодки всё туже стягивают. Это на языке рабов именуется саморазвитием и составляет обычное русского интеллигента занятие, чрезвычайно сладостное ему. Я же представляю здесь преданного холопа истинной свободы ума...

- Это не свобода, а черная немощь,- равнодушно прогудел Кирмалов.

- Хорошо, Егор! В тяжелых и сырых твоих словах всегда есть кровь! Да, верно,- я страдаю припадками противоречия всему существующему... Ну, а по-твоему,- в чем свобода?

- Я, брат, не знаю... Я разве что знаю? Я просто чувствую, что ты не от свободы говоришь... а гак себе... от шалости... со скуки... для озорства... Вот!

- Браво! - воскликнул Сурков, громко хлопнув ладонями.- Браво и верно! Ты прав,- ты никогда не узнаешь свободы... ни-ко-гда! И верно, что я со скуки говорю... Но - пошел к чёрту и не перебивай меня...

- А мне можно сказать вам два слова, Владимир Ильич? - попросил Малинин, ласково улыбаясь.

- Вам? Извольте... Я уже давно чувствую, что вы приготовили кривой нож вашего любопытства и желаете с нежной улыбкой пырнуть меня в бок... брр... Но - пожалуйста! - я готов...

- Я, знаете, слушая вас, всегда в душе удивляюсь,- заговорил Малинин, и действительно его глаза ласково улыбались,- зачем вы показываете себя таким... как бы озлобленным, все отрицающим? Совсем нельзя допустить, чтобы вы и в самом деле не имели в себе веры при такой возбуждаемости чувства... Я, знаете, думаю, что у вас уже есть огромная вера во что-то... Но, должно быть, она еще не выяснилась вам, не сожгла еще собой противоречий вашей души... хотя вы ее уже ощутили наверное... Только так я и могу объяснить задор вашего отрицания и все эти ваши, по-видимому, бесцельные шутки...

Малинин замолчал.

- Ну-с? Дальше... - сказал Сурков, подняв кверху нос и пытливо глядя на Малинина в свое пенсне.

- Больше ничего... Я ведь это для себя заметил...

- Гм... Черт! Однако и на этом спасибо... Возвращаюсь к началу... Вот, Аким Андреевич, посмотрите на этого лучшего из русских поэтов... среди санитарных врачей. Он являет собой прекрасную иллюстрацию к моему утверждению, что умственное развитие вредно для людей... Ум у него микроскопический... извините, Павел Иванович! - я хотел сказать: ум микроскопического устройства.. Человек сей с удивительной отчетливостью видит всевозможные мелочи, совершенно незаметные для других. И он постоянно ищет, рассматривает их, этих невидимых букашек, населяющих душу человека, этих микробов психики... Он никуда не идет, а всё только топчется на одном месте, осматривается по сторонам, щупает почву, как слепой, но шагнуть вперед - не может. Он ослеплен умом; это очень распространенная болезнь у нас - слепота души от зоркости ума... И когда та, которую Павел Иванович со временем полюбит, скажет ему, раскрыв объятия: "Иди ко мне!" - он задумается и спросит ее: "А ты меня щекотать не будешь?" Потому что он, наверное, не выносит щекотки. Ведь вы боитесь щекотки?

- Боюсь,- сказал Малинин сквозь смех.

Смеялись все; бас Кирмалова грохотал и господствовал надо всеми звуками.

- Позвольте! - оживленно воскликнул Шебуев, все время с явно напряженным вниманием слушавший разговор, рассматривая публику.- Не надо больше иллюстраций! Я уже сказал, что в вашей, разумеется, очень парадоксальной мысли, основа все-таки, по-моему, живая и здоровая...

- Шшш! - зашипел Сурков с комическим ужасом на своей круглой рожице.Опять вы соглашаетесь со мной? Поймите же,- о несчастный самоубийца! - что это не принято здесь!

- Не шалите, Владимир Ильич,- серьезно сказала хозяйка.- Это очень важно... Пожалуйста, Аким Андреевич...

Шебуев уселся в кресле поплотнее и с серьезным лицом заговорил, явно стараясь смягчать свой голос и с видимой осторожностью подбирая слова.