Максим Горький: Тимка

Никто не осуждает Хлебникова, никто не спрашивает его о причинах ненависти к Тимке, все только любуются ею как забавным представлением, а некоторые поощряют хромого, науськивая его, как собаку:

- Ты про него спой!

- Чего про него споешь!

- А ты - придумай

Только дьякон спросил однажды Орлиху, подругу своей жизни:

- Что это он воюет против мальчишки?

Умная и злая актриса объяснила, позевывая:

- Пришел срок,- он, может, всю жизнь ждал случая, на ком зло сорвать, а по плечу ему - никого не было. Теперь нашел подходящего человека и утешается...

Дьякон промолчал, видимо, не поняв старуху, а мне ее слова показались верными. Тимка же как будто хвастался отношением Хлебникова к нему:

- Здорово не любит он меня, видно - встал я ему поперек сердца!

- А что он за человек, по-твоему? - спросил я.

- Дурак человек,- ответил Тимка, не раздумывая.

- Как ты думаешь - за что он тебя не любит?

- Больно мне нужно думать о нем,- равнодушно сказал Тимка и звонко запел:

Метель-вьюга-а...

Кешин поглядел на него, на меня, усмехнулся и погладил усы.

Эх,- метель-вьюга в поле стелется

поет Тимка,

Идет Дуня за околицу,

На дорогу на проезжую,

Под березы под столетния-а!

- Завыл, волк! - кричит Хлебников из двери сарая.

Отовсюду на голос Тимки выползают оборванные бездольники, забытые люди, а огородник - неистовствует, кричит Кешину:

- Семен Петров, ты человек благочестивый,- как же ты греха не боишься? Василиса Яхонтова вторые сутки разродиться не может, а он...

- Перестал бы, Тимоха,- говорит Кешин.- Что сердишь зря?

- Никто, кроме его, не сердится,- правильно замечает подмастерье и поет, а мне кажется, что если б его только хвалили, он пел бы хуже. В воротах явилась и стоит избочась торговка полотном, за спиною у нее тяжелый узел, в руке железный аршин. Ее лыковое лицо без бровей напряжено, губы приоткрыты, точно у птицы, которая хочет пить.

- Сапог нет у подлеца,- кричит Хлебников,- штаны завтра свалятся...

Тимка задорно поет:

Эх, ждала я тебя сорок ночей,

Ожидала - не дремала, не спала,

Черны думы горько думала,

Истомила свою душеньку!

Кешин, помахивая молотком, идет к воротам, говоря:

- Здорово, Прасковея Филипповна! Каковы дела?

Торговка полотном приходила к бондарю аккуратно каждое воскресенье, а иногда и в будни; они запирались в комнате Кешина, Тимка кипятил им самовар и отправлялся в огород, к бабам,- они жили там в дощатом сарае.

Иногда торговка выглядывала из окна, поправляя ловкими руками встрепанные волосы и прислушиваясь к чему-то. Ее круглые, вороватые глаза смотрели на всех и на всё нагло и бесстыдно.

Нередко Кешин приглашал Хлебникова, и тогда на двор из открытого окна падали обрывки солидных речей.

- Ефрем-от Сирин до Златоуста жил али после?

- Точно - не знаю этого.

И всё у них шло хорошо, скромно, аккуратно, но однажды поздно вечерком, когда все жители Хлебникова улеглись спать, а я еще сидел у ворот, ко мне подошел Тимка и сказал, немножко хвастливо:

- Уговорился с ней.

- С кем?

- С ярославской. Завтра ночую у нее.

- Узнает Кешин - рассчитает тебя.

- Ну, так что!

Помолчал, покачал головой и вздохнул:

- Беда!

- Какая?

- Так.

И с явным удивлением заговорил тихонько:

- На что мне она, торговка эта? Ведь сыт я,- огородницы меня любят, которая хошь. А - не нравится мне хозяин: зачем он с Хлебниковым в дружбе? За глаза - поносит его, ругает, а сам в гости зовет... Ну, так я его тоже обману!

- Зря ты делаешь это.

- Конечно - зря! - согласился Тимка.

Над полем висели черные клочья облаков, между ними, в синих просветах, блестят круглые звезды. Где-то отвратительно воет собака. Тихонько просвистела шелковыми крыльями ночная птица.

- Скушно,- сказал Тимка.- Пойду спать... На дворе послышался голос Кешина:

- Ты - съезди.

- Надо,- кратко молвила торговка.

- Дом - хороший. Прямо над рекой. И сад. Двенадцать яблонь.

- Ну, прощай.

За ворота вышла торговка, кутаясь в шаль; Тимка встал и пошел рядом с ней, спрашивая:

- Венчаться уговаривает?

Она не ответила, поглядев на меня и не останавливаясь.

- Старый чёрт,- сказал Тимка, погружаясь в сумрак.

- Тише,- внятно отозвалась женщина.- Ты этим - не шути, это дело серьезное для меня...

Над моей головой открылось окно, высунулся Хлебников в белой рубахе и забормотал:

- Это кто пошел, а? Кто?

Он сейчас же исчез, а через минуту выскочил за ворота в одном белье и, приложив ладонь ко лбу, наклонившись, стал смотреть вслед паре, тихонько уходившей вдоль забора, по медным пятнам луны. Я встал и пошел во двор, но огородник обогнал меня, трусцой подбежал к окну Кешина и застучал в стекло.