Петр Краснов - Единая-неделимая

«— Я бы их всех истребил, понимаете, ваше благородие, всех мучителей, совратителей Русской земли… И истреблю! Дайте срок! Истреблю. Рассказал я вам теперь всю историю моей жизни. Как на духу открылся. Отцеубийца и матереубийца я. Мне уж дальше идти некуда. Вы деда Мануила помните?

— Еще бы… С детских лет помню. Как сейчас, его вижу.

— На мельничных крыльях на Кошкином хуторе насмерть я его закачал… И учителя Краснопольского, может, помните, что в Тарасовской церкви хором управлял? Тоже по моему приказу расстрелян…

— Что же это, Ершов?

— Крови учился, жестокую науку изучал… Изучил теперь доподлинно. Я крестьянин, ваше благородие, крестьянская кровь во мне течет. Обманывали нас много, темнотою нашею пользуясь. А теперь, кровью родительской глаза промывши, прозрел я, понимать стал, как он, рай этот самый социалистический, к нам обернулся. Все стало ясно, чему учили Ляшенко и братья Махуренки и что такое коммунисты. Гибель народа русского! Вот оно что! Через кровавую жертву близких своих к Богу я обратился. Вы это понимаете? Церкви я осквернял. А теперь одна у меня думка, — еще лучше построю».

В романе даны прекрасные картины донской природы, изумительное описание животных — лошади Морозова Русалки и полкового пса Бурана («лошадиная тема» всегда присутствовала в творчестве офицеров русской кавалерии, собаки же были постоянными спутниками едва ли не каждого русского полка и тоже нередко попадали на страницы литературных произведений). Очень подробно и правдиво описана П. Н. Красновым жизнь гвардейского кавалерийского офицера: полк, скачки, театр, концерты, любовные увлечения… Как и в других произведениях, Петр Николаевич с сожалением отмечает, что офицеры не уделяли должного внимания духовной стороне жизни, происходило охлаждение образованного общества в Вере, которое перекинулось и на низшие слои.

Всякому, кто хочет без прикрас и клеветы узнать о жизни Императорской России и ее Армии, о самоотверженной борьбе донского казачества в годы Гражданской войны рекомендуем прочитать этот роман П. Н. Краснова.

Завершая повествование о генерале Краснове — литераторе, хотелось бы еще отметить следующее: конечно, не все произведения Петра Николаевича равноценны, есть и очень сильные, и откровенно слабые работы. Но это и неудивительно. Его творческое наследие огромно и включает антикоммунистическую публицистику и повести с авантюрно-приключенческим сюжетом, исторические романы, исследования и мемуары, антиутопии и большие произведения на темы современной ему жизни. Многие произведения переведены на десятки европейских языков, выходили громадными тиражами, о них спорили критики и литературоведы. Они составляют неотъемлемую часть великой русской культуры. Поражает неиссякаемая работоспособность этого человека вопреки обстоятельствам его жизни, очень часто не то, что не располагавшим, но прямо препятствовавшим писательскому творчеству. И, тем не менее, из-под пера Петра Николаевича Краснова вышло несколько десятков романов и повестей (Еще два романа П. Н. Краснова — «Погибельный Кавказ» и «Между жизнью и искусством» — остались в рукописях. Судьба рукописей неизвестна), публицистика же в различных российских и зарубежных периодических изданиях просто не поддается учету (уже к 1917 г. у П. Н. Краснова было напечатано около 1 000 статей!).

Но как это часто бывает, его умудрялись не замечать свои: в то время как произведения писателя переведены на все европейские языки (только на немецкий — полтора десятков повестей и романов), в то время, как только в Германии тиражи его книг составили около двух миллионов томов, а некоторые произведения удостаивались международных премий (например, роман «Ненависть», получивший премию католической церкви), даже в эмиграции не все слышали о таком писателе. Исключение — военные. Что это? Принципиальное нежелание видеть конкурента? Презрение к человеку со стороны? Предубеждение? Как нам кажется, и то, и другое, и третье.

Еще во второй половине XIX в. русская интеллигенция демонстративно отгораживается от соотечественников-военных. На них смотрели как на зачумленных, умственно недоразвитых. Судили огульно, создавая и распространяя штампы на всех людей по принципу ношения ими воинского мундира. Немало этому способствуют и «властители дум». Чего стоит один только бывший «артиллерии поручик» граф Л. Н. Толстой!

О непримиримости русской интеллигенции, ее, порой, ненависти к «перебежчикам» говорит пример с В. В. Крестовским. Уже, будучи довольно известным писателем, он в 1868 г., в возрасте 28 лет, поступил на военную службу (в Ямбургский уланский полк). Этот шаг «возбудил против него такое ожесточенное гонение в печати, как будто он сделал какой-либо противообщественный поступок» (Берг Ф. В. В. Крестовский // Русский вестник. 1895. N2. С. 356). Последующие десятилетия прошли под флагом взаимного непонимания. А. И. Куприн так ярко показывал в начале XX века своему гражданскому читателю, что он «свой» и всей силой своего таланта обрушивался на армейские недостатки, гипертрофируя их.