Максим Горький - Жизнь Клима Самгина (Часть 2)

- Клим Иванович! - радостно и боязливо воскликнул Митрофанов, схватив его за рукав. - Здравствуйте! Вот в каком случае встретились! Господи, боже мой...

- А, вы тоже? - сказал Самгин, скрывая равнодушие, досадуя на эту встречу. - Давно здесь?

- Месяца два. Ф-фу, до чего я рад...

- Что же не зашли ко мне?

Митрофанов громко, с сожалением чмокнул и, не ответив, продолжал:

- Как же, Клим Иванович? Значит - допущено соединение всех сословий в общих правах? - Тогда - разрешите поздравить с увенчанием трудов, так сказать...

Он был давно не брит, щетинистые скулы его играли, точно он жевал что-то, усы -J- шевелились, был он как бы в сильном хмеле, дышал горячо, но вином от него не пахло. От его радости Самгину стало неловко, даже смешно, но искренность радости этой была все-таки приятна.

- Вот как - разбрызгивали, разбрасывали нас кого куда и - вот, соединяйтесь! Замечательно! Ну, знаете, и плотно же соединились! - говорил Митрофанов, толкая его плечом, бедром.

У Никитских ворот шествие тоже приостановилось, люди сжались еще теснее, издали, спереди по толпе пробежал тревожный говорок...

- Эй, товарищи, вперед!

Это командовал какой-то чумазый, золотоволосый человек, бесцеремонно. расталкивая людей; за ним, расщепляя толпу, точно клином, быстро пошли студенты, рабочие, и как будто это они толчками своими восстановили движение, - толпа снова двинулась, пение зазвучало стройней и более грозно. Люди вокруг Самгина отодвинулись друг от друга, стало свободнее, шорох шествия уже потерял свою густоту, которая так легко вычеркивала голоса людей.

- Должно быть, схулиганил кто-нибудь, - виновато сказал Митрофанов. А может, захворал. Нет, - тихонько ответил он на осторожный вопрос Самгина, - прежним делом не занимаюсь. Знаете, - пред лицом свободы как-то уж недостойно мелких жуликов ловить. Праздник, и все лишнее забыть хочется, как в прощеное воскресенье. Притом я попал в подозрение благонадежности, меня, конечно, признали недопустимым...

Пение удалялось, пятна флагов темнели, ветер нагнетал на людей острый холодок; в толпе образовались боковые движения направо, налево; люди уже, видимо, не могли целиком влезть в узкое горло улицы, а сзади на них все еще давила неисчерпаемая масса, в сумраке она стала одноцветно черной, еще плотнее, но теряла свою реальность, и можно было думать, что это она дышит холодным ветром. Самгина незаметно оттеснило налево, к Арбату; но это было как раз то, чего он хотел. Тут голос Митрофанова, очень тихий, стал слышнее.

- Всякий понимает, что лучше быть извозчиком, а не лошадью, торопливо истекал он словами, прижимаясь к Самгину. - Но - зачем же на оружие деньги собирать, вот - не понимаю! С кем воевать, если разрешено соединение всех сословий?

- Ну, это несерьезно, - сказал Самгин с досадой, - Иван Петрович уже сильно надоел ему.

- Нет? Так - зачем?

- На случай нападения черной сотни...

- Ах, да! Н-да... конечно! Вот как... А - кто ж это собирает? Социалисты-революционеры или демократы?

- Не знаю. Мне - сюда, Иван Петрович... Митрофанов схватил его руку обеими руками, крепко сжал ее и, несколько раз встряхнув, сказал не своим голосом:

- Дело - прошлое, Клим Иванович, а - был, да, может, и есть около вас двуязычный человек, переломил он мне карьеру...

- Вы - ошибаетесь, - строго ответил Самгин.

- Прощайте, - сказал Митрофанов, поспешно отходя прочь, но, сделав три-четыре шага, обернулся и крикнул:

- Был!

В ответ на этот плачевный крик Самгин пожал плечами, глядя вслед потемневшей, как все люди в этот час, фигуре бывшего агента полиции. Неприятная сценка с Митрофановым, скользнув по настроению, не поколебала его. Холодный сумрак быстро разгонял людей, они шли во все стороны, наполняя воздух шумом своих голосов, и по веселым голосам ясно было: люди довольны тем, что исполнили свой долг.

Самгин шел тихо, перебирая в памяти возможные возражения всех "систем фраз" против его будущей статьи. Возражения быстро испарялись, как испаряются первые капли дождя в дорожной пыли, нагретой жарким солнцем. Память услужливо подсказывала удачные слова, они легко и красиво оформляли интереснейшие мысли. Он чувствовал себя совершенно свободным от всех страхов и тревог.

"Да - был ли мальчик-то?" - мысленно усмехнулся он.

Сквозь толпу, уже разреженную, он снова перешел площадь у Никитских ворот и, шагая по бульвару в одном направлении со множеством людей, обогнал Лютова, не заметив его. Он его узнал, когда этот беспокойный человек, подскочив, крикнул в ухо ему: