Максим Горький - Жизнь Клима Самгина (Часть 3)

- Как это вы решились?

Судаков наклонился над стаканом, размешивая чай, и не ответил; но она настойчиво дополнила вопрос:

- Один против всех?

- Да чего ж тут решать? - угрюмо сказал Судаков, встряхнув головой, так что половина волос, не связанная платком, высоко вскинулась. - Мне всегда хочется бить людей.

- За что? - вскричал Лютов, разгораясь.

- За глупость. За подлость.

"Рисуется, - оценивал Самгин. - Чувствует себя героем. Конечно бабник. Сутенер, "кот", вероятно".

А Судаков, в два глотка проглотив чай, вызывающе заговорил, глядя поверх головы Алины и тяжело двигая распухшей нижней губой:

- Драку в заслугу не ставьте мне, на другое-то я не способен...

- Вы - что же? - усмехаясь, спросил Лютов. - Против господ?

Не взглянув на него, Судаков сказал:

- Я - не крестьянин, господа мне ничего худого не сделали, если вы под господами понимаете помещиков. А вот купцы, - купцов я бы уничтожил. Это с удовольствием!

На минуту все замолчали, а Самгин тихонько засмеялся и заставил Судакова взглянуть на него воспаленным глазом.

- Вы где учились? - тихо спросила Алина, присматриваясь к нему.

- В коммерческом. Не кончил, был взят дядей в приказчики, на лесной двор. Растратил деньги, рублей шестьсот. Ездил лихачом. Два раза судился за буйство.

Говорил Судаков вызывающим тоном и все время мял, ломал пальцами левой руки корку хлеба.

- Так что я вам - не компания, - закончил он и встал, шумно отодвинув стул. - Вы, господа, дайте мне... несколько рублей, я уйду...

Лютов тотчас сунул руку за пазуху. Алина сказала:

- Посидите с нами. Сколько вам лет?

- Двадцать,

Приняв деньги Лютова, он не поблагодарил его, но, когда пришел Макаров и протянул ему рецепт, покосился на бумажку и сказал:

- Спасибо. Не надо, обойдется и так. Самгин тоже простился и быстро вышел, в расчете, что с этим парнем безопаснее идти. На улице в темноте играл ветер, и, подгоняемый его толчками, Самгин быстро догнал Судакова, тот шел не торопясь, спрятав одну руку за пазуху, а другую в карман брюк, шел быстро и пытался свистеть, но свистел плохо, - должно быть, мешала разбитая губа.

- Вы - революционер? - вдруг и неприятно громко спросил он, заставив Клима оглянуть узкий кривой переулок и ответить не сразу, вполголоса, докторально:

- Кого считаете вы революционером? Это - понятие растяжимое, особенно у нас, русских.

- А я думал, - когда вы, там, засмеялись после того, как я про купцов сказал, - вот этот, наверное, революционер!

- Разумеется, я...

Но Судаков, не слушая, бормотал:

- Прячетесь, чорт вас возьми! На похоронах Баумана за сыщика приняли меня. Осторожны очень. Какие теперь сыщики?

Он вдруг остановился, точно наткнувшись на что-то, и сказал:

- Ну, - прощай, Митюха, а то - дам в ухо!..

"Негодяй, - возмущенно думал Самгин, торопливо шагая и прислушиваясь, не идет ли парень за ним. - Типичнейший хулиган".

Но в проулке было отвратительно тихо, только ветер шаркал по земле, по железу крыш, и этот шаркающий звук хорошо объяснял пустынность переулка, людей замело в дома.

Согнувшись, Самгин почти бежал, и ему казалось, что все в нем дрожит, даже мысли дрожат.

Он с разбега приткнулся в углубление ворот, - из-за угла поспешно вышли четверо, и один из них ворчал:

- Крестный ход со всех церквей - вот бы что надо. Маленький круглый человечек, проходя мимо Самгина, сказал:

- Духовенство, конечно, могло бы роль сыграть.

- Рассчитывает, чей кусок жирнее...

Когда слова стали невнятны, Самгин пошел дальше, шагая быстро, но стараясь топать не очень шумно. Кое-где у ворот стояли обыватели, и от каждой группы ветер отрывал тревожные слова.

- Николка Баранов рабочих вооружает.

- Какой Баранов?

- Асафа сын.

- Басни!

- Вот, кабы Охотный ряд...

В другой группе кто-то уверенно говорил:

- Поджигать начнут, увидите! А со скамьи бульвара доносился веселый утешающий голосок:

- Да бро-осьте! Когда ж Москва бунтовала? Против ее - действительно, а она - никогда!

- А - студенты?

- Ну, нашел бунтарей!

- Вы куда, бабы?

- Во-первых - девицы!

- Ах, извините! Куда же?

- Поглядеть, как булочники баррикаду строят...

- Ну, это - не забава!..

Но, несмотря на голоса из темноты, огромный город все-таки вызывал впечатление пустого, онемевшего. Окна ослепли, ворота закрыты, заперты, переулки стали более узкими и запутанными. Чутко настроенный слух ловил далекие щелчки выстрелов, хотя Самгин понимал, что они звучат только в памяти. Брякнула щеколда калитки. Самгин приостановился. Впереди его знакомый голос сказал: