Нина Горланова: Испанская ночь

Испанский клошар оставался единственным центром спокойствия. Когда он начал клянчить сигарету у мужа Аллы, их это даже отвлекло от переживаний. Золотым жестом гранда "хорошенький бегемотик" стал показывать: хочу курить. Получив две сигареты, одну спрятал и как будто решил, что слишком много нагружать людей не стоит. Прикурить пошел к арабам. Молодой араб, бурля одной рукой по поводу предстоящей радости ночлега, а свою пушкинскую верхнюю губу вскидывая чуть ли не на лоб, другой рукой сунул бомжу газовую зажигалку и выбил бы ему зуб, если б тот ловко не отшатнулся...

На минуту снова стали слышны цикады с их азбукой Морзе, потом они перешли на пиление, словно пилили саму ночь. Муж Аллы зачерпнул из прошлого устойчивости в жизни, начав вспоминать, как поступал на журфак МГУ и его спросили, какого рода в русском языке "шимпанзе". Предполагали, что безродный космополит ни за что не ответит. А Соломон и вправду не ответил. Зато в Перми поступить удалось без большого труда. Конечно, к русскому языку у него сильно любовь-то подрезали, поэтому пошел на географический.

Несмотря на долгую Соломонову притчу, ночь не сильно укоротилась. Поэтому Алла в ответ начала вспоминать, как однажды ночью, перед экзаменом, вдруг все общежитие дико захотело есть. Рядом был вокзал Пермь-вторая, там буфет работал круглые сутки. Когда Алла поставила стакан с кофе на столик, к ней подошел мужик и сказал: "Пойдем!"

- Куда?

- Как куда? Ты что тут делаешь?

- Учусь.

- Дура! Учатся на Комсомольском проспекте, а здесь работают.

Принял ее за ночную бабочку... Больше она никогда не ходила ночью в вокзальный буфет.

Полдесятка такси стояло в ожидании пассажиров, все шоферы собрались у первой машины и играли в карты. Иногда они тоже ужасно кричали, но как-то более предсказуемо. А вот арабы вдруг завопили, тыча пальцами в сторону Аллы, ну совершенно ни с того ни с сего! Потом крепкий молодчик вскочил и целеустремленно куда-то побежал. Запнулся, упал, попинал ногой испанскую мостовую, которая так себя ведет, и исчез в зыбкой серебристой тьме.

Алла с мужем срослись руками, не зная, что еще сделать в такой ситуации. Если бы холод, который их охватил, овеществился, то вокруг все бы арабы, и оливы, и цикады покрылись изморозью.

- Куда он! Почему?

В таких случаях люди каменеют, потеют, этого стыдятся, в животах что-то начинает булькать... У Аллы в голове стояла колом фольклорная формула: "аки тать в нощи". Потом она начала через силу вспоминать примеры бесстрашия. Вот у Пушкина в "Выстреле" дуэлянт граф спокойно ест черешни под дулом пистолета... но это как раз говорит о трясении плоти грешной, хотя и незаметном. Иначе косточки бы не долетали до Сильвио, как там написано. Ведь секунданты отмерили им двенадцать шагов. Кто ж в спокойном состоянии может выплюнуть косточку черешни на такое расстояние! Здесь скорее воля, а не бесстрашие.

Первый муж звал ее "Алчонок", тогда она не замечала, что в этих звуках слышится "алчность". Любила, вот и не замечала. Ну и ладно, захотел он хорошей жизни, уехал с молодой женой в Израиль, а там все время взрывы, стрельба, а мы-то поехали тоже, разогнались смотреть толедскую мостовую, отполированную пятками поколений ладинос - испанских евреев. И вообще, где полицейские? Если они не будут защищать туристов - это уже подрыв испанской экономики. Оба остались дрыхнуть на вокзале и не испугались никакой дезинфекции. Потому и не испугались, что она мифическая. Просто сами боялись арабов после разваливающихся небоскребов.

Куда и зачем убежал тот молодчик? Почему они все показывали пальцами именно на Аллу? И кто может раздвинуть дымную завесу, прикрывающую ближайшее будущее?

Вдруг мостовая содрогнулась, словно недалеко прошла тяжелая техника с той лишь разницей, что никакого технического шума не слышно. Может, прах мусульманских завоевателей Испании ворочался навстречу родным выкрикам арабов? Но это было небольшое землетрясение, балла так полтора, на Пиренейском полуострове часто такое случается.

В это время молодой араб, хромая, вернулся с двумя картонными коробками в руках: он протянул их Алле. Она вытерла ледяной пот. В общем, они с мужем улеглись, причем благодетель лег рядом с ними со стороны Аллы. Вскоре она проснулась, потому что запахи лимона и мирта стали разбавлены чем-то ужасно крепким и живым: ботинки араба стояли возле ее носа. Она подумала: просто он не учел расстояние. И отодвинула их. Снова задремала и снова проснулась от могучего запаха пота. Ботинки опять были возле ее тонко вырезанных ноздрей. Этот молодой услужливый араб ей очень доверял и верил, что его обувь рядом с нею лучше сохранятся. Но Алла снова их отодвинула... И процесс повторялся. Как утром сказал Соломон: "Циклическая самоподдерживающаяся реакция".