Николай Гарин-Михайловский - Вариант

– Молодец Кольцов, – горячо сказал Дубровин.

– Молодчина! – подтвердил Денисов.

Вельский, нервный и раздражительный, занимавший должность старшего инженера в техническом отделении, разразился ругательствами:

– А, скоты! Вариант в шестьсот тысяч, и чуть не с площадной бранью встречают. Подлая казенщина!

– Это, батюшка, еще цветочки, – сказал Дубровин. – Попомните меня, кончат тем, что выгонят Кольцова.

– Ну, положим, не посмеют, – задорно ответил Вельский.

– Именно, что не посмеют, – расхохотался Дубровин.

– Понятно, не посмеют, – рассердился Вельский. – Общественное мнение не позволит.

– Ну, еще что? – насмешливо спросил Дубровин.

– Случись что-нибудь подобное, и никто из порядочных не захочет оставаться у них. Вы останетесь?

– Это другой вопрос, батюшка. Не мы там с вами сила. Мы уйдем, другие явятся.

– Не явятся, не то время.

– Да, испугаете вы их, – ответил Дубровин.

Денисов молча слушал и, когда спор кончился, спокойно проговорил:

– Конечно, уйдем, если б прогнали Кольцова, только этого не будет. Елька посердится и примет вариант.

– А я убежден, что не примет, – возразил Дубровин.

– Не примет, – согласился Татищев.

– Примет, – сказал Вельский, – Кольцов настоит. Вариант с вами?

Татищев принес вариант.

Компания начала внимательно его рассматривать. Каждый делал свои замечания, поднялся спор, который чуть было не кончился ссорой между Дубровиным и Вельским.

Помирил их Денисов, выругав обоих.

– Вы, господа, право, как мальчишки, привязываетесь к каждому слову друг друга. В сущности, спор у вас из-за выеденного яйца и общего с вариантом ничего не имеет. Перед вами вариант Кольцова: одобряете его или нет?

– Конечно, одобряем, – ответил Вельский.

– И я одобряю, – с важной физиономией сказал Денисов, – а потому предлагаю послать Кольцову приветственную телеграмму. Согласны?

– Молодец, Васька, – весело сказал Вельский и взъерошил волосы Денисову.

– Без нахальства, – тем же тоном продолжал Денисов. – Я составлю телеграмму. Я беру карандаш, я беру бумагу. Дальше…

Началось совещание. Окончательная телеграмма получилась такого содержания:

«Поздравляем, прекрасный вариант. Да здравствуют даровитые честные инженеры. Желаем успеха и дальнейшего саморазвития».

На последнем слове настоял Дубровин.

– Он поймет, – говорил он, – на что ему намекаем. Кольцов очень обрадовался телеграмме и несколько раз перечитывал ее.

– Это насчет моей теории они, мошенники, намекают, – добродушно объяснял он своей жене. – Ну, зима пройдет, займусь теорией.

Теперь Кольцов все вечера проводил дома. Жена его повеселела и оживилась.

Кольцов, охладевший было за время работ к детям, теперь опять привязался к ним. По целым часам рассказывал своему трехлетнему сыну все ту же сказку.

Любимым его занятием было отыскивать сходство между собой и сыном. Эти исследования приводили Кольцова не к одним и тем же выводам. Сегодня Кока как две капли воды походил на отца, завтра только нос лопаточкой был в него, а остальное чужое.

– Ну, глаза еще твои, – обращался он к жене, – а остальное чужое.

– На кого ты похож? – спрашивала мать сына.

– На папу, – отвечал мальчик.

– Слышите, неблагодарный. Ваш сын знает больше вас.

– Отличное доказательство. Кока, кто умнее, папа или ты?

– Я.

– Кто умнее, папа или аргамак?

– Аргамак.

– Кого ты больше любишь, папу или аргамака?

– Кока, – перебила его мать, – кого ты больше любишь, аргамака или папу?

– Папу.

У мальчика была страсть к лошадям. Лошадь была для него недосягаемым идеалом, к которому он всеми силами стремился. Бежать, как лошадь, есть, как лошадь. Если он упадет, то стоило ему сказать, что он упал, как лошадь, и, несмотря на боль, он вскочит и весело побежит объявлять всем, что упал, как лошадь.

– Папа, я упал, как лошадь! – кричит он еще из другой комнаты, усердно работая своими маленькими ножками. – Вот так! – и для примера еще раз падает на ноги.

– Глупенький ты мой мальчик, – подхватывал его с полу Кольцов и высоко подымал вверх.

– Я не плакал, – лепетал Кока. – Я мужчина. Кольцов приходил в восторг и начинал теребить сына.

– Папа, – снисходительно говорил мальчик, стараясь вырваться из рук отца.

– Ну, говори про козла.

Мальчик принимал сосредоточенное выражение лица и начинал медленно, наставительным тоном, декламировать:

– Смотрел козел в воду и говорит: «Какой я козельчик, какая у меня борода и престрашные рога. Если волк придет, я его убью». А волк слушает и говорит: «Что ты, Васька, говоришь?» А Васька говорит: «Я ничего, ваше благородие».