Игорь Губерман - Книга странствий

Тихо мелочь я коплю

и расти я не ленюсь,

мотоцикл я куплю

и на бабушке женюсь.

Ради такой продукции не стоило затевать книжку. Интересен был ребёнок, употребляющий все те слова, которые он держит в тайне от своих докучливых предков. Мы с женой как-то услышали такое. Были мы в гостях у приятеля (весь из себя учёный-физик), под весьма культурную женщину канала его жена (с переменным успехом), а ещё был дивный сын лет четырёх-пяти. Его погнали спать, а мы сидели, выпивая и болтая. Вдруг из детской комнаты послышался ангельский голосок ребёнка. Обращаясь к матери, он с укоризной говорил:

- Ложись спать, старая жопа, завтра тебя в садик не добудишься!

И я это запомнил от восторга на всю жизнь. А тут в Израиле мне рассказали историю чуть ли не из Талмуда. Якобы к раввину одному пришла молодая женщина и спросила совета:

- Рабби, - сказала она, - у меня дочери уже двенадцать лет, и я хочу с ней поговорить об отношениях мужчины и женщины.

- Конечно, поговори, - ответил раввин, - только вряд ли ты узнаешь что-нибудь новенькое.

Я сел писать стишки, и вдруг судьба мне явно стала помогать - я делал, по всей видимости, то, что я и должен был делать по её умышлению. Во всяком случае, мне встречные и поперечные подряд стали рассказывать истории про детское всезнание, как бы поощряя будущую книгу.

В одной семье оба родители были врачи. Мать - гинеколог, а отец отоларинголог (то есть ухогорлонос, как писали в советских поликлиниках). И сына лет восьми однажды спросил кто-то, кем он будет, когда вырастет.

- Врачом, только врачом, - ответил мальчик, - как мама.

- А почему не как папа? - спросил этот кто-то.

- А я в ушах ничего не понимаю, - ответил мальчик.

А из какой-то детской группы (с русским языком) вернулась маленькая девочка, и бабушка её спросила, что сегодня им рассказывали в группе.

- Нам рассказывали, - охотно ответила внучка, - и ещё мы обсуждали сами, что маму надо любить всякую. Маму надо любить красивую и некрасивую. Маму надо любить даже, если она старая падла.

Вдруг из Америки пришло письмо. Один знакомый (и не близкий) мне писал, как из детского сада вернулся его пятилетний сын и сразу же пошёл за кресло в угол, куда ставили его обычно в наказание.

- Ты чего туда попёрся? - спросил отец.

- А понимаешь, - объяснил смышлёный сын, - мне рассказали в садике стихотворение, я его тебе прочту, ты всё равно меня сюда поставишь, так я тебе отсюда и прочту.

И дивный прочитал отцу стишок - мне бы такой хоть раз написать:

Уронили мишку на пол,

оторвали мишке хер,

всё равно его не брошу,

он теперь пенсионер.

А молодая женщина мне рассказала о своей растерянности и ужасе, который охватил ее, когда пятилетняя дочь спросила простодушно и доверчиво:

- А мамочка, вы с папой тоже еблитесь?

Итак, я сел писать заведомые иллюстрации к заведомо прекрасным будущим рисункам Саши Окуня. Я знал, с чего начну, - конечно, с детского хулиганства, ибо это - несомненная и сладостная игра.

* * *

Я сегодня видел с крыши

много дядей, тёть и кошку,

будь немного я повыше,

я б точней метал картошку.

* * *

Тот гость у нас бы жил и жил,

но я не знаю кто

вчера лягушку положил

ему в карман пальто.

* * *

Ныл с утра дырявый зуб

и, чтоб легче было,

кинул я соседке в суп

маленькое мыло.

* * *

Я купил коробку кнопок

и украл с витрины клей

хватит этого для попок

всех моих учителей.

* * *

Лился дождик монотонно,

скучно было жить на свете,

как пописал я с балкона,

так никто и не заметил.

Даже один чисто еврейский стих я умудрился накропать в возможном детском варианте:

* * *

Когда все дружки мои

молоко у мам сосали,

всё я делал, как они,

но уже мечтал о сале.

А мечты, переживания, обиды - всё ведь по-иному, чем у нас, должно происходить у этих мелких, но уже с несомненностью человеков, думал я, и тень Барто с неслышным осуждением стояла за моей спиной.

Со мной поссорилась подружка,

и дни мои теперь пусты,

а ей приснится пусть лягушка,

ангина, мыши и глисты.

* * *

Ты теки, моя слеза,

очень больно папа высек,

папе зря я рассказал

все названия пиписек.

* * *

Сегодня взрослые опять о

чём-то спорили отчаянно,

и зря меня прогнали спать

за то, что пукнул я нечаянно.

* * *

Света лунного дорожка

красит стену надо мной,

потерплю ещё немножко

и сожгу свой дом родной.

* * *

Рано мне пока жениться,

очень мало мне годов,

я хочу летать, как птица,